Сегодня я спрашиваю себя: а вдруг я была права? Быть может, если бы я не была такой простушкой… ладно, пусть я ничего не понимаю в психоанализе, но мой женский инстинкт помог мне распознать мужчину, который меня желает. И которого желаю я.
Да, Гретхен, я не стыжусь признаться тебе: порой я испытываю к нему желание. Меня волнует его близость, его подвижные руки с очень длинными пальцами, кроме того, я стольким ему обязана.
Например, благодаря ему я поняла, почему начала коллекционировать миллефиори. Любая коллекция свидетельствует о фрустрации; хоть мы и не сознаем этого, она компенсирует нехватку чего-либо. Так как моя женская жизнь меня не удовлетворяет, стеклянные шары олицетворяют мое желание остановить время, не стариться, вернуться в неизменно сияющий рай детства. Я выросла в деревне — так что этому научилась не от тебя, моей сестры, с которой делила детские игры. Я страстно люблю природу и вижу в этих замороженных в кристалле минеральных цветах свой застывший идеал. Каждый раз, добавляя к коллекции новый экземпляр, я получаю удовлетворение, но неполное, оно не соответствует моему основному желанию.
Я собираю не стеклянные шары, а скорее иллюзии, которые позволяют продержаться. И, углубляя свой невроз, продолжаю пополнять коллекцию.
Но стоило мне разбить шар — и вечером у меня отошли воды. У меня вновь возникло желание завоевывать реальность. И в самом деле, несколько часов спустя мне открылась правда: моя беременность оказалась ложной.
Так, может, нужно уничтожить коллекцию, чтобы выздороветь? Но Калгари запрещает мне это.
— Уничтожение символа вас не излечит, — говорит он. — Напротив, вы рискуете создать пагубное ощущение небезопасности, распространение тревоги. Когда-нибудь вы сумеете верно оценить ваши стеклянные цветы, вы полюбите их за то, чем они являются, а не за их выдуманные свойства.
В последнее время после этих сеансов мне удалось воздерживаться от новых приобретений. Правда, огромный прогресс? Я сообщила об этом банкиру Шондерферу.
Вот, моя Гретхен, какие усилия предпринимает твоя кузина, чтобы присоединиться к миру смертных. Без Калгари я бы просто сошла с ума и меня заключили бы в сумасшедший дом. Он излечивает меня от меня самой.
Мне никогда не удастся в должной мере отблагодарить тетю Виви за то, что она привела меня к нему. Вчера я вновь сказала ей об этом. Она прищурила свои миндалевидные лавандово-синие глаза и тихо шепнула:
— Ханна, милочка, а вы, случаем, не увлеклись доктором Калгари?
Вместо ответа я рассмеялась. Я смеялась слишком сильно, слишком долго. От смеха у меня тряслась грудь, низ живота свело спазмом. И тете Виви, и мне самой этот смех подтвердил то, что я не смела сформулировать.
Раз я не могу произнести эти слова, то попытаюсь их написать.
Я люблю доктора Калгари.
И эта любовь, ее неслыханная власть, окрыляет мое тело, сердце и душу.
Остается ответить на единственный вопрос: когда я осмелюсь сказать ему об этом?
Твоя Ханна
Постель. Потом темнота.
Ничего другого.
Да, время от времени — постель. И чересчур тонкие простыни.
Единственная подушка.
Дальше мелькали сюжеты. Гонка на водных лыжах. Джоанна впереди. Как эта девчонка в бежевом купальнике переходит от одного пируэта к другому!
Съемки рекламного ролика. Энни изображает кубик льда в бокале виски размером с бассейн. Разумеется, она тонет. Слишком комично. Режиссер размахивает рупором. Страховая компания отказывается платить. На дне моря — хотя нет, бутылки — Энни, которая должна изображать утопленницу, хохочет до упаду. Ее приемные родители, сидя на бортике, аплодируют.
На тебе, опять постель!
Кошелка Вюиттон подходит к ней, берет за руку и ведет в свою гардеробную. Вместо платьев там чучела животных. Зебра не сводит с нее глаз. Энни сознает, что там, за нежным стеклянным взглядом, четвероногое животное мертво. Зебра пристально смотрит на нее. Энни сильно напугана, она дрожит. В конце концов она дотрагивается до морды зебры. После прикосновения зебра превращается в Дэвида. Дэвид издает ржание. В этот момент страус убивает Дэвида. Страус весьма привлекателен. На голове у него белый хохолок. На вопросы он не отвечает, хотя, похоже, все понимает.
Вдруг все меняется. Энни идет по незнакомому городу. Посередине улиц вода. Кроме шуток, не канавка, не лужа, нет, широкая река. Друг детства гортанным голосом поясняет, что это каналы. «А, так мы в Венеции?» Люди смотрят на нее как на идиотку. Злобная толпа. Энни решает, что надо выпить пива. В этот миг карлик выхватывает ее сумочку. Она бежит за ним. Ему нетрудно уйти от погони, здесь ему знаком каждый закоулок. На углу улицы Энни теряет одежду. «Как, опять?» Забавно, вроде бы это с ней уже было. В чем мать родила она выходит на площадь, где повешена женщина. Энни ее знала. Она подходит ближе. Удар по затылку. Наповал.
Снова постель. Довольно жесткая. Какая-то гостиница?
Энни, задыхаясь, вскакивает на лыжи. Отталкивается и несется по ледяному желобу. Скорость растет, она уже не справляется, ее нагоняет длинный, как гусеница, снаряд, сидящие там бородачи кричат: «С дороги!» Они вот-вот нагонят ее. Энни понимает, что застряла на повороте бобслейной трассы. Снаряд надвигается. Что же делать?
Постель.
Уф-ф…
Похоже, она каждый раз оказывается здесь. Реальность — это сон, который возвращается чаще всего, не так ли? Она изо всех сил старается удержаться в этой постели, чтобы ее не зашвырнуло в иное пространство. Рукой она ощупывает матрас. Простыни тоньше папиросной бумаги. Смотри-ка, я дымлюсь. А вот подушка! Синтетическая? Предпочитаю гусиный пух. Почему всего одна? Она открывает глаза. Вокруг светлые, чуть желтоватые деревянные стены. Ах да, это бамбук, последний крик в отделке интерьера. Это помешательство на бамбуке кажется ей жульничеством: как им удается превратить круглые стволы в гладкие панели? Объясните мне. А зубная паста? Откуда берутся эти красные дорожки в белой пасте? При этом белое с красным не смешивается, пока не иссякнет содержимое тюбика… В мире столько загадок.
Появляется Итан. Забавно, это приятный сон. Он входит в комнату и улыбается ей. Из постели Энни кажется, что он ростом со страуса из предыдущего бредового видения. Он присаживается на край кровати, гладит ее по щеке и подносит стакан воды.
Правильно. Она умирает от жажды.
Выпрямляясь, она ощущает боль в суставах. Мышцы свело.
Черт, это явно не бред! Прощайте, водные лыжи и снежные горы. В теле тяжесть, окоченение, боль.
— Итан, так я не сплю?
— Нет.
— В моем сне ты так же отвечал.
— Я не могу нести ответственность за то, что говорю в твоих снах.
Энни задумывается. Сказанное кажется ей настолько глубоким, что она не уверена, что понимает это. О, здесь она ничего не соображает: добро пожаловать в реальную жизнь!