— Сколько тебе лет?

— Больше, чем вам, — ответил Пес и снова кивнул, будто его слова все объясняли.

«Странное созданьице», — подумала Октавия, вновь поворачиваясь к Талосу.

— Как ваша рука?

Воин покосился на закованную в доспех левую руку и сжал пальцы в кулак. Внешне она ничем не отличалась от правой. Но под керамитом скрывалось нечто совсем иное: протез из металлических костей на гидравлических суставах. Тихое жужжание искусственных мышц и сервопередач все еще было в новинку Пророку. Талоса забавляла вибрация маленьких сервоприводов в запястье и пощелкивание, которое издавал локоть из пластали, если новая конечность двигалась слишком быстро. Он упражнял руку, притрагиваясь кончиком большого пальца к остальным и повторяя это раз за разом со все увеличивающейся скоростью. Даже самые легкие движения отдавались рокотом в доспехе.

— Кирион потерял руку на Крите, — усмехнулся Талос. — Не совсем то, в чем я бы хотел быть на него похожим.

— Как вы ее ощущаете?

— Как свою собственную руку, — он пожал плечами, — только чужую.

Девушка невольно улыбнулась.

— Все понятно.

— Я собирался поговорить с Делтрианом о предстоящем ремонте, — сказал Пророк. — Хочешь пойти со мной?

— Нет, что вы. Благодарю за предложение.

— Нет, — пропищал Пес, все еще маячивший в дверях. — Нет, сэр.

Судовые вокс-динамики с треском включились. Гортанное рычание Вознесенного разнеслось по коридорам: «Переходим в эмпиреи через тридцать циклов. Всей команде вернуться к рабочим постам».

Октавия подняла голову к настенному динамику.

— Это был вежливый способ сказать: «Октавия, марш в свою комнату».

Талос кивнул.

— Возвращайся в свои покои, навигатор. Остерегайся призраков, блуждающих в здешних коридорах, но постарайся не обращать на них внимания. Сколько нам осталось до места назначения?

— День до границы Мальстрема, — ответила она. — Может быть, два. Есть еще кое-что.

— Что именно?

— Отец Рожденной-в-пустоте. Септимус велел мне не беспокоить вас такими мелочами, но я думаю, вам следует знать.

Талос молча склонил голову, делая ей знак продолжать.

— Иногда на Черном Рынке или еще где-нибудь на палубах для команды он заводит разговор о том, что этот корабль обречен и проклят, что «Завет» погубит всех нас в одну из грядущих ночей. Кое-кто из тех смертных, что постарше, прислушивался к нему и соглашался… Вам известно, как они относились к девочке. Но сейчас и новые члены команды, те, что с Ганга, стали прислушиваться. Аркия обвиняет вас. У девочки был ваш медальон, и все же она… вы знаете.

— Погибла.

Октавия кивнула.

— Я приказал Септимусу разобраться с этим, — пробормотал воин. — Но благодарю, что ты сообщила мне. Я сам покончу с этой ситуацией.

Талос заметил, что ее голос прозвучал неуверенно.

— Мертвые рабы бесполезны, — сказал он. — Но так же бесполезны и непокорные рабы. Я убью его, если он не оставит мне иного выбора, однако у меня нет желания отнимать у него жизнь. Аркия — образец устойчивости к скверне, ведь он сумел зачать ребенка, хоть и провел в черных недрах корабля не один десяток лет. Я не глупец, Октавия. Для смертных он служит примером не в меньшей степени, чем его дочь. Его убийство принесет нам мало пользы и лишь настроит против нас команду. Покорность в людях следует воспитывать, устрашая их наказанием, а не бросая в глубины отчаяния, дабы сломить их дух. В первом случае мы получим преданных и усердных работников, которые будут трудиться, чтобы выжить. Во втором — пустую оболочку, от которой нам, хозяевам, не будет никакого проку.

В воздухе повисла неловкость. Талос буркнул:

— Это все?

— Что ждет нас в Мальстреме? Что такое Зрачок Бездны?

Талос мотнул головой.

— Увидишь своими глазами, если корабль продержится достаточно долго, чтобы достичь дока.

— Значит, это док.

— Это… Октавия, я — воин, а не писец или сочинитель. У меня не хватает слов, чтобы воздать ему должное. Да, Зрачок Бездны — это док.

— Вы сказали «я — воин» так, словно это какое-то проклятие.

Прежде, чем продолжить, Октавия облизнула пересохшие губы.

— Кем вы хотели стать? — спросила девушка. — Я рассказала вам правду — я всегда мечтала о том, чтобы вести боевой корабль, и — к добру или к худу — судьба дала мне желаемое. А как насчет вас? Ничего, что я спрашиваю?

Талос снова рассмеялся тем же приглушенным смехом и постучал пальцем по оскверненному орлу на нагруднике.

— Я хотел стать героем.

В следующий миг он спрятал иссеченное шрамами лицо под череполиким шлемом, и на девушку бесстрастно уставились алые глазные линзы.

— А теперь погляди, что из этого вышло.

IX
ПОЛЕТ

Когда один из хозяев-Астартес явился той ночью на Черный Рынок, реакция была смешанной. Большинство застыли на месте, гадая, кто прогневал господ, и отчаянно соображая, не пришло ли время расплатиться за собственные прегрешения. Некоторые упали на колени в благоговении или приветственно склонили головы. Некоторые сбежали, едва заприметив во тьме блеск красных глазных линз хозяина. В основном это были заляпанные маслом рабочие с машинных палуб. Они врассыпную кинулись по коридорам, ведущим из общего зала.

Их бегство осталось без внимания. Воин прошел сквозь расступившуюся толпу и остановился перед мужчиной, который торговал с прилавка обрывками белого полотна и небольшими амулетами, сплетенными из женских волос. Собравшиеся вокруг притушили фонари из уважения перед господином.

— Аркия, — прорычал воин.

Вокс-динамики превратили его голос в гортанный рев, вырывающийся из-за решетки шлема. Человек отшатнулся, пораженный ужасом. Только гордость и упрямство удержали его на ногах.

— Господин?

Воин медленным, рассчитанным движением потянулся к гладиусу в наголенных ножнах. Когда он снова выпрямился, клинок был в его руке, а взгляд алых линз все так же прикован к покрытому испариной лицу смертного. Астартес прорычал еще три слова:

— Возьми этот меч.

Талос швырнул гладиус на стол. Сталь зазвенела, безделушки посыпались во все стороны. Клинок был длиной с предплечье смертного, а его серебристая сталь приняла янтарный оттенок в тусклом свете общего зала.

— Возьми его. Мне надо встретиться с техноадептом, и эта встреча откладывается, пока я нахожусь здесь. Мое терпение на исходе.