Септимус и Марух сбежали внутрь, задраив за собой люк.
— Отойди, — снова приказало существо и шагнуло к нему.
Узас вместо этого на пробу рубанул воздух, разогревая мышцы.
Узас ожидал грандиозного поединка. Несмотря на окутавший сознание туман, он предвкушал великую битву, которую будет вспоминать со свирепой гордостью до конца своих дней. Он никак не думал, что Нерожденному совершенно плевать на пустую демонстрацию силы, и не предполагал, что тварь просто-напросто одним ударом отбросит его в сторону и исчезнет. Однако именно это и произошло.
Клешня Нерожденного врезалась ему в грудь и с чудовищной силой отшвырнула к стене, оставив в стали двухметровой длины вмятину. Узасу удалось пробыть в сознании еще несколько секунд. Повелитель Ночи попытался встать на ноги, однако пробитый череп и приступ рвоты помешали ему сделать даже это. Удар, способный вырубить легионера Астартес, умертвил бы обычного человека или пробил насквозь обшивку бронированного транспорта. Узас погрузился в беспамятство, все еще кипя от ярости и даже не подумав включить вокс и позвать на помощь.
Люди услышали глухой звон, будто что-то тяжелое ударилось о стену. А затем пришел запах и желтоватый дымок, сочившийся сквозь задраенный люк.
Октавия попятилась вдоль кромки бассейна, держа пистолет в руке. Остальные тоже были вооружены и готовы, хотя и не знали, к чему именно надо готовиться.
— Куда стрелять? — спросил Марух.
Поначалу Септимус ничего не ответил, а потом пожал плечами.
— В голову. Но я просто гадаю.
— Узас его остановит, — сказала Октавия.
Но даже сама себе не поверила. Голос выдавал ее: она отчаянно пыталась убедить себя, что если Узас уже убивал призраков, явившихся за ней из варпа, то прикончит и этого, пока Нерожденный еще слаб.
Но тогда надо было признать, что в происходящем виновата она. Она призывала на их головы эту нежить и давала Нерожденным силу всякий раз, когда открывала око варпа.
— «Завет» проклял меня, — обреченно выдохнула Октавия.
Однако слова вырвались у нее изо рта сдавленным шепотом, которого никто не услышал. Остальные трое смотрели на то, как дым приобретает отдаленно человеческие очертания.
— Думаю, этот звон означает, что Узас попытался остановить бестию и проиграл, — пробормотал Марух.
Он отступил от двери, поднимая к плечу лазган.
«Завет» превосходил каждый из кораблей флота Корсаров размерами, скоростью и вооружением, но он был один, в окружении врагов и смертельно ранен.
Один из эсминцев решился проскользнуть мимо его пылающего остова и атаковать «Эхо проклятия». «Завет» пресек его поползновения: защищая корабль-близнец, крейсер Повелителей Ночи сбросил за борт варп-двигатель. Эсминец вильнул в сторону. Настолько юркий, насколько возможно для судна его габаритов, он попытался обогнуть рушащиеся в космос механизмы по широкой дуге.
Это ему почти удалось.
«Завет» выпалил из последней оставшейся кормовой башни, угодив в нестабильный реактор двигателя и спровоцировав взрыв. Космос окрасился фиолетово-белым пламенем — огромным шаром огня, несущегося на гребне ударной волны и охватившего оба судна. Первым был «Магнат», эсминец типа «Кобра». Его окатило ядерным шквалом, смело с курса, а треть команды погибла в течение считаных минут, борясь с пожарами, грозившими поглотить судно.
Вторым был сам «Завет». Сражаясь в одиночку со всем вражеским флотом, он все больше отдалялся от «Эха», но по скорости полумертвый корабль не мог сравниться с крейсерами Красных Корсаров. Держась на безопасном расстоянии, они расстреливали противника из дальнобойных орудий.
Из-за недостатка скорости Вандред не мог разогнаться и пойти на таран обычным способом. Ему оставалось только прибегнуть к хитрости.
Корма «Завета» целиком утонула в облаке взрыва сброшенного варп-двигателя. Ударная волна врезалась в крейсер, превратив в обломки заднюю часть корпуса и швырнув бронированный нос корабля вперед, словно умирающую акулу, поднявшуюся на гребне волны.
Флот Красных Корсаров дрогнул, перестроился, открыл огонь — но все впустую. «Завет Крови» вонзился прямо в «Небеса Бадаба», пробив борт разворачивающегося крейсера, и оба они исчезли в пламени взрыва, разметавшего остатки флота Корсаров. Все уцелевшие корабли кинулись врассыпную, чтобы избежать детонации собственных реакторов.
Единственными одушевленными существами, услышавшими последние слова Вандреда, были сервиторы командной палубы «Завета» — хотя, как знать, есть ли вообще у этих несчастных душа.
Когда обзорный экран заполнило изображение «Небес Бадаба», Вандред наконец-то уступил желанию, которое преследовало его ежеминутно, ежечасно, еженощно в течение целого столетия. Все это время он вел бой, из последних сил цепляясь за жизнь. А теперь отпустил.
— Надеюсь, тебе будет больно, — сказал он и закрыл глаза.
По телу пробежала судорога. Глаза открылись снова.
Последними словами Вознесенного был нечленораздельный вопль, не выражавший ничего, кроме боли.
Существо обрело очертания. В целом оно напоминало одного из Красных Корсаров.
Все четверо смертных открыли огонь, огласив зал с бассейном сухим треском лазганов. Лучи запрыгали по броне Корсара, рассекая и прожигая керамит, но эффект от выстрелов был минимальный — если не считать горящих мух, градом сыплющихся из ран.
Оружие Пса рявкало более басовито, и каждый выстрел сопровождался щелчком и звоном выпавшей гильзы. Пули на мгновение разгоняли мух и с чавканьем входили в керамит. Лившаяся из ран кровь отвратительно воняла. Даже после долгих лет, проведенных смертными на борту «Завета», и долгих часов в комнате с трупом Эсмеральды этот смрад ни с чем не мог сравниться. Маруха стошнило, но даже во время приступа рвоты он продолжал стрелять вслепую.
Красный Корсар подбежал, твердо ступая по скользкой палубе, и протянул руку к бывшему чернорабочему. Марух завопил, набрав полный рот мух. Тварь ухватила его за лодыжку и оторвала от пола. Вися вниз головой, Марух все еще продолжал стрелять сквозь мушиное облако. Заряд за зарядом бессильно обжигал керамит.
— Не ты, — сказал ему Корсар.
Нерожденный шваркнул человеком о стену, проломив ему череп, и швырнул обмякшее тело в грязный бассейн.
— Не он.
Псу пришлось перезарядить дробовик. Служитель попятился, стараясь не оступиться. Все это время его обмотанные бинтами руки работали с удивительной сноровкой, всаживая в магазин патрон за патроном. В ту секунду, когда он закрыл ружье и вставил магазин, Корсар прыгнул на него.
Пес не закричал, не попытался вырваться и не обмочился, в отличие от Маруха, — он позволил поднять себя и, оказавшись на уровне лица монстра, скормил тому ствол дробовика.
Пес не произносил возвышенных предсмертных речей, не отпускал шуток, не заходился отважным смехом. Он сжал зубы, направил взгляд слепых глаз на противника и нажал на спуск. Первый выстрел разнес в порошок клыки чудища и превратил черный язык в мясной фарш. Второй вышиб через затылок все содержимое глотки.