Прежде чем ответить, Лоргар посыпал пергамент мельчайшим песком, чтобы быстрее высохли чернила.
— А почему ты об этом спрашиваешь?
— Потому что прежде он состоял из трехсот верных тебе воинов, а теперь осталась едва ли сотня. Из трех рот наберется только одна. Деймос погиб, убит на Кадии. Сотня наших братьев затерялась в шторме и вместе со «Щитом Скаруса» стала добычей варпа. А теперь и моя рота вернулась сломленной и… изменившейся.
— Зубчатое Солнце навсегда останется уроком для легиона, — сказал Лоргар. — Независимо от того, чем закончится паломничество. О некоторых вещах нельзя забывать.
Аргел Тал вздохнул. Вместе с выдохом раздался странный шепот. Нечто смеялось.
— Мой лорд, я не хочу говорить о Кадии. Тебе и так известно все, что я знаю о произошедшем на поверхности. Ночи дискуссий с Ингетель и старейшинами племени. Сравнение наших звездных карт с их грубыми рисунками неба. Их пиктограммы Ока Ужаса, совпадение кадианских изображений шторма с нашими свитками времен Старой Веры. — Аргел Тал рассмеялся, но в его голосе не было веселья. — Как будто нам было мало доказательств.
Лоргар окинул его пристальным взглядом.
— Что такое, мой лорд?
— Шторм, который терзает субсектор. Ты назвал его Оком Ужаса.
Аргел Тал замер.
— Это… Да. Именно так его будут называть. Когда оно шире распахнется в пространстве, когда дрожащий Империум увидит в нем преисподнюю своей Галактики. Это трагическое название, данное звездными странниками величайшей тайне глубин. Оно будет нанесено на карты и обозначено точными координатами в базах данных. Человечество даст ему это имя, как ребенок, дающий имена собственным страхам.
— Аргел Тал.
— Мой лорд?
— Кто говорит сейчас со мной? Это не твой голос.
Капитан открыл глаза. Но не мог вспомнить, чтобы их закрывал.
— Оно не имеет имени.
Лоргар помолчал.
— Я уверен, что имя есть. Это личность, такая же сильная, как твоя. Но она дремлет. Я чувствую, как она распространяется внутри тебя. Ты поглощаешь ее каждой клеточкой своего тела, словно…
Лоргар опять замолчал. Аргел Тал частенько задумывайся, каково это — видеть всю жизнь на любом из множества уровней, даже на генетическом, видеть жизнь и смерть миллиардов едва различимых клеток. Все ли примархи обладают этой способностью? Или только его отец? Это оставалось для него загадкой.
— Прости, мой лорд, — обратился он к Лоргару. — Я буду держать глаза открытыми.
Дыхание Лоргара участилось. Ни один человек без аугментических устройств не заметил бы изменений в сердечном ритме примарха, но чувства Аргел Тала были сильнее человеческих во много раз. Больше того, теперь они превосходили даже чувства Астартес. Он мог слышать, как поскрипывает напряженный металл стен его каюты. Как дышат охранники за закрытой дверью. Как легко шуршат лапками насекомые в вентиляционном канале.
Эту чуткость он замечал и раньше — на борту «Песни Орфея», во время семимесячного странствия-дрейфа, когда они старались уйти от Ока. Ощущение появлялось несколько раз, но сильнее всего в тех случаях, когда он утолял смертельную жажду кровью своих братьев.
— Я вижу внутри тебя две души и борьбу между ними, а в твоих глазах — жестокость. И все же я не могу понять, — признался примарх, — проклятие это или благословение?
Аргел Тал усмехнулся, показав слишком много зубов. Это была не его улыбка.
— Разница между богами и демонами в большой степени зависит от того, на какой стороне ты находишься.
Лоргар записал и эти слова.
— Расскажи мне о последней ночи на Кадии, — сказал он. — После религиозных дебатов и племенных сборов. Мне не интересно слушать о научных исследованиях и ритуалах, проводимых в честь нашего прибытия. Архив флотилии разбух от свидетельств о том, что этот мир, как и многие другие, имеет веру, сходную со Старой Верой.
Аргел Тал провел языком по зубам. Улыбка на его лице все еще была чужой.
— Но ни один не был так близок.
— Верно. Ни один не был так близок, как Кадия.
— Что ты хочешь узнать, Лоргар?
Примарх помолчал, услышав, как с губ его сына сорвалось столь непочтительное обращение.
— Кто ты? — спросил он, не испытывая ни страха, ни тревоги, а лишь беспокойство.
— Мы. Я. Мы Аргел Тал. Я. Я Аргел Тал.
— Ты говоришь двумя голосами.
— Я Аргел Тал, — стиснув зубы, сказал капитан. — Спрашивай о чем угодно, мой лорд. Мне нечего скрывать.
— Последняя ночь на Кадии, — сказал Лоргар. — Ночь, когда Ингетель прошла освящение.
— Это языческое колдовство, — сказал Вендата.
— Я не верю в колдовство, — отозвался Аргел Тал. — И тебе не следовало бы верить.
Их голоса гулко раздавались в храмовом зале, который оказался не чем иным, как грубо вырубленным помещением в бесконечном лабиринте подземных пещер. На поверхности Кадии не было никаких строений, и Храм Ока выглядел куда менее величественным, чем можно было предположить по его названию. Под северной равниной, где легион произвел высадку, пещеры и подземные реки образовывали настоящую природную базилику.
— Этот мир — настоящий рай, — заметил Вендата. — Странно, что так много племен обитает на этих безжизненных пустошах.
Аргел Тал уже слышал это недовольное замечание.
Вендата в своей прямолинейной и непоколебимой мудрости просматривал орбитальные снимки не реже, чем сам капитан. На поверхности Кадии преобладали умеренные леса, обширные луга, океаны, обильно населенные живностью, и пахотные земли. И несмотря на это, в унылом уголке на безводных равнинах северного полушария влачили существование многочисленные кочевые племена.
Вместе с Аргел Талом и кустодием по каменным коридорам шагал и Ксафен. Устройство храма было таким, какого следовало ожидать от варварской цивилизации: на наклонных стенах виднелись следы от кирок и тому подобных инструментов, но тем не менее помещение было не лишено украшений. Все стены покрывали пиктограммы и иероглифы, чередующиеся с символами, сделанными углем рисунками и высеченными значками, ничего не значившими, с точки зрения Вендаты.
По правде говоря, ему было неприятно видеть перед собой бесконечное множество рисунков. Повсюду мелькали неровные зубчатые звезды и длинные мантры на непонятном языке, хотя структура написания явно указывала на стихи. Изображения Великого Ока, как кадианцы называли шторм над их миром, тоже попадались довольно часто.