— Нам необходимо замести следы. — Лоргар медленно покачал головой. — Жизни кадианцев — это улика, которую не должен увидеть Император. От своих сторожевых псов, приставленных к нашему легиону, отец узнает, что мы наблюдали ритуалы кадианцев и забрались в Око. В глазах Императора мы должны остаться чистыми. Шторм не открыл нам никаких тайн. Кадианцы… Что ж, они были уничтожены по причине зараженности варпом.
Аргел Тал проглотил едкую слюну.
— Ты истребишь все племена?
— Надо замести следы. — Лоргар вздохнул. — Геноцид никогда не доставлял мне удовольствия, сын мой. По флотилии будут распущены слухи о беспорядках, и мы применим тектоническое оружие на месте приземления, чтобы уничтожить племена, живущие на равнине.
Аргел Тал ничего не сказал. Ему нечего было сказать.
— Ты переродился. — Лоргар свел перед собой ладони. — Боги преобразили тебя, одарив величайшим благословением.
«Это можно рассматривать и таким образом», — подумал Аргел Тал.
— Я одержимый. — Слово не совсем точно передавало суть совершенного насилия, но любое другое объяснение было бы слишком грубым. — Мы все одержимы. И это свидетельство правдивости рассказа Ингетеля о богах.
— Мне больше не требуется никаких свидетельств. Все наконец встало на свои места. Теперь, после двух столетий борьбы и поисков, я знаю, в чем состоит моя роль в Галактике. И мы будем считать ваш… союз… некоторым воплощением, знаком отличия в глазах богов. Но не жертвой. Ты был избран, Аргел Тал. Так же, как и я.
И все же его голос звучал не так убедительно. В заявлении Лоргара проскальзывали сомнения.
Аргел Тал, казалось, глубоко задумался, глядя, как двигаются кости в открывающейся и закрывающейся ладони.
— Ингетель всех нас предупредил: это только начало. Мы изменимся, когда одержимость укоренится, но не раньше назначенного времени. О нем здесь в шторме возвестят крики богов, и как только мы услышим их призыв, начнется наша… «эволюция».
— В какой форме проявятся изменения?
Лоргар опять стал записывать каждое слово своим быстрым красивым почерком. Он никогда не возвращался назад, чтобы исправить ошибки, поскольку никогда не допускал их.
— Демон ничего об этом не сказал, — признался Аргел Тал. — Он сказал лишь о том, что эта эпоха закончится еще до завершения следующего столетия. И тогда Галактика займется пламенем и боги закричат. До тех пор мы будем носить в себе вторую душу, позволяя ей созревать.
Некоторое время Лоргар молчал. Наконец он отложил перо и улыбнулся своему сыну — ободряющей и доброжелательной улыбкой.
— Ты должен научиться скрывать это от Кустодес. И до призыва богов скрывать это от всех за пределами легиона.
Еще до того, как открылась дверь, Блаженная Леди уже знала, кто пришел.
Она удобно уселась на краю кровати и сложила руки на коленях, прикрытых пышным серо-кремовым одеянием жрицы. Невидящие глаза обратились к вошедшему и следовали за шорохом босых ног по полу. Вместо гудения активного доспеха она услышала шелест одежды, и эта новая деталь вызвала на ее губах улыбку.
— Здравствуй, капитан, — сказала она.
— Исповедник, — ответил он.
Ей потребовалось немалое самообладание, чтобы скрыть свое потрясение. За месяцы лишений его голос изменился и звучал суше. И было что-то еще… несмотря на слабость, он стал более звучным.
Конечно, до нее дошли кое-какие разговоры. Если верить слухам, им пришлось убивать друг друга и пить кровь своих братьев.
— Я ожидала встретить тебя раньше.
— Извини за задержку. С самого возвращения я все время провел с примархом.
— У тебя усталый голос.
— Слабость пройдет.
Аргел Тал уселся на пол, заняв свое привычное место. Последний раз он сидел так три ночи назад, хотя для Несущего Слово прошел почти целый год.
— Я скучал по тебе, — признался он. — Но я рад, что тебя с нами не было.
Кирена не знала, с чего начать.
— Я кое-что… слышала, — заговорила она.
Аргел Тал улыбнулся:
— Скорее всего, это правда.
— Человеческий экипаж?
— Погиб, до последнего человека. Вот поэтому я и рад, что тебя не было с нами на борту.
— Насколько мне известно, вы тоже пострадали?
Несущий Слово усмехнулся:
— Это зависит от того, что именно тебе сказали.
Его стоицизм, как всегда, привел ее в восхищение. Уголки губ дрогнули, предвещая еще одну улыбку.
— Подойди ближе. И встань на колени, чтобы я смогла тебя осмотреть.
Он повиновался, подставил ей лицо и бережно держал ее запястья, направляя руки, пока она кончиками пальцев прикасалась к его коже, обводя исхудавшее лицо.
— Я всегда гадала, красив ли ты. Так трудно определить, полагаясь лишь на прикосновения.
Эта мысль еще ни разу не приходила ему в голову. Полученное воспитание не касалось подобных вещей. Он сообщил об этом Кирене и насмешливо добавил:
— Красив я или нет, но прежде я выглядел немного лучше.
Кирена опустила руки.
— Ты очень похудел, — заметила она. — И кожа слишком горячая.
— Питание было слишком скудным. Как я говорил, слухи правдивы.
Они оба замолчали, но тишина показалась Кирене неловкой и тревожной. Никогда раньше им не приходилось подбирать слова. Кирена стала теребить локон волос, заботливо причесанных ее служанкой всего полчаса назад.
— Я пришел для исповеди, — наконец нарушил он молчание.
Но эти слова не успокоили ее, а только заставили сердце забиться чаще. Она сомневалась, хочет ли слушать рассказ о бесчинствах на борту «Песни Орфея».
Но, кроме всего прочего, Кирена хранила верность своему легиону. Ее роль нравилась ей, и она с честью исполняла свой долг.
— Говори, воин. — В ее голосе появились дружески-формальные нотки. — Поведай о своих грехах.
Она ожидала рассказа об убийстве братьев и о том, как ради выживания он пил их кровь. Она приготовилась услышать об ужасах варп-шторма — шторма, которого никогда не видела своими глазами и о котором имела лишь слабое представление по немногословным рассказам других членов экипажа.
Капитан заговорил медленно и отчетливо:
— Я потратил десятки лет своей жизни на войну во имя лжи. Я приводил миры к Согласию с построенным на обмане обществом. Мне необходимо прощение. Моему легиону необходимо прощение.