— Нет, брат, — ворчит Артарион. — Если тут и есть урок, то я к нему глух.
Я поднял ногу, позволив орку выкашлять остатки жизни из заполненной кровью утробы.
— Я видел это в глазах твари. Муку поражения. Его нервы могут быть нечувствительны к физической боли, но то, что у него вместо души, способно страдать. Зависеть от милости врага… Посмотри на его лицо, брат. Посмотри, он умирает так, потому что мы смотрим на столь бесславный его конец.
Артарион смотрит и, я думаю, возможно, тоже это видит. Однако зрелище не завораживает его так, как меня.
— Дай мне покончить с этим, — говорит он. — Его существование оскорбляет меня.
Я качаю головой. Так не пойдет.
— Нет. Его жизнь оборвется в считаные минуты. — Я чувствую, что взгляд умирающего чужого не отрывается от моих красных линз. — Пусть он умрет в этой боли.
Неровар помедлил.
— Неро? — позвал через плечо Кадор. — Ты что-нибудь видишь?
Апотекарий движением век кликнул по нескольким визуализирующим рунам на ретинальном дисплее.
— Да. Что-то вижу.
Вдвоем они обшаривали разрушенные каюты инжинариума уровнем ниже, чем Гримальд и Артарион. Неровар нахмурился, смотря на бегущие перед глазами показания. Потом взглянул на большой нартециум, встроенный в предплечье левой руки.
— Ну так просвети меня, — промолвил Кадор столь же неприветливым голосом, как всегда.
Неровар ввел код, нажимая разноцветные кнопки дисплея на облаченном в броню предплечье. Рунический текст мелькал с такой скоростью, что размывался.
— Это Приам.
Кадор с ворчанием согласился. Этот воин не доставлял ничего, кроме проблем.
— Что, как всегда?
— Я не вижу его жизненных показателей.
— Такого не может быть, — рассмеялся Кадор. — Здесь? Среди всего этого сброда?
— Я не ошибаюсь, — ответил Неровар. Он активировал общий канал отряда. — Реклюзиарх?
— Говори. — Голос капеллана звучал несколько смущенно и слегка удивленно. — В чем дело?
— Я потерял жизненные показатели Приама, сэр. Ничего, полное отсутствие.
— Немедленно проверь.
— Проверено, реклюзиарх. Удостоверился до того, как связаться с вами.
— Братья, — голос капеллана внезапно стал ледяным, — продолжайте поиски и уничтожайте врагов.
— Что? — Артарион не мог не вмешаться. — Нам нужно…
— Помолчи. Приама найду я.
Рыцарь не понял, чем в него попали.
Зеленокожие высыпали из своих убежищ в темноте, один из них нес тяжелую мешанину обломков, лишь отдаленно напоминавшую оружие. Приам убил одного, смеясь над тем, как сморщилась морда твари, когда та рухнула на пол, и напал на следующего ксеноса.
Оружие из обломков рявкнуло в руках зеленокожего. Окутанный потрескивающей энергией коготь вылетел из странного приспособления и вонзился в грудь рыцаря. Тело Приама пронзила острая боль, когда волокна его доспеха, соединенные с мускулами и костями, затрещали.
А затем внезапно почернел визор. Доспех превратился в безжизненную груду брони, лишенную мощности. Они дезактивировали его доспех.
— Кровь Дорна…
Приам сорвал шлем как раз вовремя, чтобы увидеть, как орк копается в своем оружии, похожем на примитивную пусковую установку, стреляющую металлическими болванками. Коготь, вонзившийся в нагрудную пластину и осквернивший крест Храмовников, все еще был соединен с устройством при помощи кабеля. Приам поднял клинок, чтобы рассечь эту связь, но орк, торжествующе захохотав, дернул второй рычаг.
На этот раз направленная энергия не только перегрузила электронные системы доспеха. Она выжгла нервные соединения и мускульные интерфейсы, заставив воина судорожно скорчиться.
Как и все Астартес, благодаря генным изменениям Приам был способен вытерпеть любую боль, какую только могли причинить ему враги человечества. Но сейчас он готов был даже закричать, только не смог. Его мускулы свело судорогой, челюсти сжались, попытавшийся вырваться крик стиснутые зубы превратили в вой.
Приам рухнул на землю спустя четырнадцать секунд после полученного удара.
Зеленокожие столпились над телом Астартес.
Умудрившись повергнуть врага, они, казалось, понятия не имели, что делать с добычей. Один крутит в неуклюжих руках черный шлем моего брата. Если тварь задумала превратить броню Приама в трофей, она заплатит за такое святотатство.
Идя по темному коридору, я веду булавой по стене — изукрашенная ударная часть оружия клацает по стальным аркам. Я не собираюсь прятаться.
— Приветствую, — выдыхаю через маску-череп.
Твари поднимают отвратительные свирепые морды, челюсти отвисают, обнажая ряды острых зубов. Один из врагов держит тяжелую мешанину осколков и обрезков, явно служащую оружием.
Она выстреливает… чем-то… в меня. Мне все равно чем. Ударом деактивированной булавы я отбиваю снаряд. Звон металла эхом наполняет коридор, и тогда я нахожу руну на рукояти крозиуса. Булава ожила, сверкая энергией, и я направляю ее на ксеносов.
— Вы осмелились явиться во владения человечества? Вы смеете разносить свою порчу на наши миры?
Они не ответили на вызов. Вместо слов твари кинулись на меня, поднимая тесаки; примитивное оружие, под стать их примитивным натурам.
Когда они добегают до меня, я смеюсь.
Гримальд взмахнул булавой, держа ее двумя руками, и отбрасывая первого противника прочь. Потрескивающее силовое поле крозиуса ярко вспыхнуло, прибавив свою энергию к кинетической, и еще больше усилило и так нечеловечески мощный удар. Зеленокожий уже был мертв, а его голова просто расщепилась на атомы, когда труп отлетел назад по коридору и врезался в поврежденную переборку.
Второй попытался улизнуть. Попятившись, он развернулся и по-обезьяньи неуклюже побежал в ту сторону, откуда появился.
Но Гримальд был проворнее. Он поймал тварь через долю секунды, схватил облаченными в перчатку пальцами бронированный воротник существа и ударил его о стену коридора.
Барахтаясь в мертвой хватке рыцаря, ксенос испустил череду ругательств на готике.
Гримальд вцепился в шею орка, черными перчатками сжимая, душа и сокрушая кости.
— Ты смеешь осквернять язык чистой расы… — Он вновь ударил чужого, раскроив ему голову о стальную стену.
Зловонное дыхание зеленокожего окружило лицевую пластину шлема Гримальда, когда попытка орка взреветь переросла в панический визг.
— Ты смеешь осквернять наш язык?
Он еще раз впечатал башку зеленокожего в стальную балку.
Орк перестал сопротивляться и с глухим стуком рухнул на металлический пол.