Опера зашевелились и подались к выходу — решительность капитана прекрасно знали и сочли за лучшее не спорить.
— Руденко, — окликнул Олег лейтенанта, — пробей–ка этого парнишку по базе, может что всплывет?
Тот кивнул и исчез за дверью. Ракитин посмотрел сначала на меня, потом на мальчика. Я слез со стола и присел на корточки перед татарчонком.
— Исян мы сыз, улча! [6]
Он удивленно уставился на меня, и неуверенная улыбка чуть тронула пухлые губы.
— Исян бул–ырга, абый! Син татар–кеше?
— Ёк. Мин рус. Минем хатын бул–эргэ татар. [7] — Я протянул руку и осторожно погладил мальчишку по спутанным вихрам. — Не бойся, здесь только друзья, — добавил я по–русски. — Скажи, почему ты боишься людей с темными волосами?
— Они плохие… Они все плохие! — неожиданно выкрикнул он и снова сжался в комок, закрыв лицо ладошками.
— Ну, ну, басыл–ырга, улча! — поспешно сказал я. — Мин сине дус! [8]
В этот момент в комнату просунулся Руденко.
— Товарищ капитан, я нашел!
— Чего нашел? — не понял Олег.
— Откуда парнишка этот. Из Бакчара он. Ильясов Шамиль Равильевич, одна тысяча девятьсот девяносто восьмого года рождения. Кстати, находится в розыске по заявлению матери от тридцатого декабря…
— Ладно. Составь там пока справку, — отмахнулся Ракитин. Руденко исчез. — Ну что, Димыч, похоже, парень не наш.
— То есть как? — не сообразил сразу я. — Ты о чем?
— Все о том же. О киднеппинге. — Олег снова закурил. — Тебе ведь тоже эта мысль в голову пришла, когда Иван Савельевич про водку рассказывал?
Я ошалело покрутил головой.
— Представь себе — нет!.. Зато сейчас появилась другая. Дай–ка фотки пропавших ребят?
— Зачем?
— Давай, давай! Проверять — так до конца.
Ракитин недоверчиво покосился на мальчишку, на притихшего, ничего не понимающего бомжа, и вытащил из своего планшета, который ему подарили когда–то вертолетчики из МЧС, конверт с фотографиями похищенных детей.
С замиранием сердца, от смутного предчувствия удачи я разложил фото на столе перед Шамилем и тихо попросил:
— Улча, зинхар, карарга бире. Син кемне–дыр белеем–ырга? [9]
Мальчишка внимательно сначала взглянул мне в глаза, потом вздохнул и принялся разглядывать лица ребятишек. Вдруг он протянул руку и ткнул в две рядом лежавшие фотографии.
— Вот этих… Миша и Витя.
* * *
Я проснулся оттого, что кто–то дышал мне прямо в лицо. Шумно, пофыркивая. Потом горячий шершавый язык прошелся по моей щеке, и тогда я сообразил, где нахожусь…
После того как мальчишка опознал двоих ребят из детдома, дело приняло совсем другой оборот. Шамиль рассказал нам весьма занятную историю.
Он приехал в город из родного Бакчара с матерью и братом к родственникам на праздники. До Нового года оставалось несколько дней. Он со своими двоюродными братьями и сестрами гуляли по Томску, катались на горках, ходили на городской каток, ели мороженое — в общем, знакомились с большим городом. И уже через пару дней Шамиль освоился в новом для него окружении, а три дня назад они с братом отправились снова на каток. Брат пошел в туалет, а Шамиль остался ждать его в раздевалке. Вот тогда–то к нему и подошел «темный человек».
Определение показалось мне странно знакомым, и я уточнил:
«Он был темным снаружи или внутри?»
«Он был совсем темный! Весь!» — прошептал мальчик.
И тут для меня все встало на свои места. Татарчонок оказался врожденным экстрасенсом, эспером. И он распознал в незнакомце такого же, как сам, эспера, только укрывшегося за психокинетическим блоком и потому казавшегося «темным», то есть не светящимся в биополевом спектре. А еще тот был темноволосым и темноглазым. Вот парнишка теперь и шарахался от всех брюнетов подряд.
«Он сказал, чтобы я пошел с ним, — рассказывал Шамиль, хлюпая носом от нахлынувших переживаний. — И я пошел…»
Ракитин при этих словах остро глянул на меня. Он тоже все понял, но, по привычке, не поверил до конца.
«Сильнейшая суггестия», — прокомментировал я для него.
Незнакомец привез мальчишку в «большой красный дом», и Шамиль оказался там в компании тех двух мальчиков.
«Вот она, база! — не удержался я. — Большой красный дом…»
«И как ты собираешься его найти?» — скептически хмыкнул Олег.
«Элементарно! Поездим завтра по городу вместе с мальчиком и найдем. Раз Шамиль помнит дом, значит, тот эспер не успел или не стал возиться с постановкой блоков памяти…»
«А как ты себе представляешь этот дом?»
«Думаю, скорее всего, это дом в частном секторе, что–нибудь из новоделов».
«Ладно. Заканчиваем, — решил Ракитин. — Всем нам и малышу надо немного поспать…»
«Ты собираешься оставить парнишку здесь?»
«Да. А что ты предлагаешь?»
«Заберем его с собой. Пусть хотя бы отмоется и поспит по–человечески! Утром же все равно вместе ехать…»
Олег посмотрел на меня как на мать Терезу, но лишь головой покрутил. И мы поехали обратно на ракитинскую квартиру, где нас заждались новогодний стол и близкие друзья…
Влажная терка вновь прошлась по моей щеке, и я открыл глаза. Джейкоб Сэмюэль–младший, чистопородный английский бульдог, гордость семьи Ракитиных, встав на задние лапы и упершись передними в край кухонного диванчика, внимательно разглядывал мою физиономию.
— Привет, псина, — сказал я и потрепал бульдога по мощному загривку. — Какой сегодня день?
— Уаурр! — ответил Сэмюэль–младший и потрусил из кухни в коридор.
— Правильно, — вздохнул я, поглядев на свои старенькие «Q&Q». — Десять часов нового года. С ума сойти!
Диванчик на кухне не самое удобное спальное место в квартире, что–то вроде верхней боковой полки в плацкартном вагоне. Но, как говорили мудрые римляне, «tarde venientibus ossa». [10] Все прочие приличные места оказались заняты, в частности, моя «законная» раскладушка была отдана татарчонку. Мальчишка так намучился, что заснул еще в машине, и его пришлось заносить в квартиру на руках. Алена и вымыла его, полусонного.
Кряхтя и чертыхаясь на занемевший бок, я сполз с диванчика и принялся приводить тело в чувство. Интенсивный пятиминутный комплекс для разогрева мышц и связок, как всегда, оказал свое чудесное воздействие и позволил мне выйти в коридор вполне достойной, энергичной походкой. Душ, к сожалению, принять не получилось — все–таки не дома! — но умылся я на полную катушку, облив торс ледяной водой над ванной из ковшика.