Суркис ответил после десятого гудка. Уже по тому, как он произнес «слушаю», я понял, что скорее всего получу первый вариант ответа.
— Привет, Люханс! С Новым годом тебя! — начал я максимально жизнерадостно.
— А–а, мистер Пачкуля Пестренький! — моя трубка начала сочиться Илюхиной желчью, но я стерпел. — Кто тебе сказал, что я жду этих идиотских поздравлений?
— Почему «идиотских»? — опешил я.
— Потому что только идиоты могут радоваться, что стали еще на год ближе к могиле!
«Ни фига себе! — промелькнуло у меня в голове. — Кто же его так обидел? Неужели с работы поперли?!..» Я чуть было не озвучил эту мысль, но вовремя спохватился.
— Илька, кончай ты депрессовать! Лучше скажи, хочешь получить порцию свежего адреналина?
Вопрос мой был с подкавыкой. Суркис с детства проявлял склонность к запредельному риску. Не раз наша компания попадала в ситуации, что называется, на грани фола. Будь то кража яблок из университетского сада, или битье стекол на живодерне в знак протеста против убийства бездомных собак и кошек, или охота на гадюк ранней весной в Заречье. Во всех этих и многих других наших похождениях Илья вел себя запредельно рискованно, но каждый раз умудрялся выйти сухим из воды сам и вытащить остальных. Много позже, целиком уйдя в науку, Суркис, конечно, остепенился, помудрел, перестал «в воспитательных целях» отстреливать из рогатки алкашей возле пивного ларька, но я–то чувствовал, что под маской серьезного ученого мужа прячется все тот же сорвиголова. И не прогадал!
— А что ты мне можешь предложить? — все еще желчно поинтересовался он.
— Помнишь, я тебе перед Новым годом рассказывал о деле с киднеппингом?
— Ну, помню…
— Так вот, мы нашли базу похитителей!
— Поздравляю. А я тут при чем?
— Пока ни при чем. Но, если согласишься на мое предложение…
— Выкладывай, Димыч, не тяни кота за хвост! — перебил Илья, и это был голос прежнего Суркиса, авантюриста и забияки.
— Я предлагаю тебе поучаствовать в освобождении похищенных ребятишек, — без обиняков заявил я и замер: пошлет или не пошлет?
Десять секунд, ушедших у Илюхи на обдумывание предложения, показались мне вечностью.
— Где встречаемся? — наконец спросил он.
«Ура–а!» — чуть было не завопил я, но вслух сказал:
— Через полчаса возле твоего института.
Я ожидал, что он поинтересуется, почему именно там, но Суркис и раньше никогда не задавал преждевременных вопросов, не задал и сейчас.
Более того, когда мы пожали друг другу руки под единственным фонарем, освещавшим парадное крыльцо Института биологических проблем и запорошенную снегом площадку перед ним, Илья огорошил меня фразой:
— Небось, парализатор хочешь заполучить?
— Как ты догадался?!
— Элементарно, мой друг! — спародировал он нашего с ним любимого актера Ливанова. — Ты так подробно в прошлый раз расспрашивал об этом устройстве, что только глупец бы не сообразил, как ты на него запал. А тут представилась конкретная возможность проверить парализатор в действии, так сказать, провести полевые испытания без протокола. — Суркис хитро оглядел мою растерянную рожу. — А если я не соглашусь дать его тебе?
— Тогда зачем пришел? — попытался я реабилитироваться, больше перед собой.
— Может, решил посмотреть на твою вытянувшуюся физиономию? — продолжал глумиться Илюха. — Кстати, то еще зрелище!
— Слушай, Люханс, дело слишком серьезное, чтобы им забавляться, — разозлился я. — Немедленно отвечай: ты со мной или нет?
Суркис мгновенно согнал с лица ухмылку.
— Видишь ли, Димыч, — медленно заговорил он, — я, конечно, рад бы пойти с тобой, но… если нас повяжут, и если нам сказочно повезет — нас не шлепнут, а сдадут властям… Короче, мне есть что терять, Димыч. И это не только работа, которую я обожаю…
— Погоди–ка, — снова растерялся я от пришедшей догадки, — ты хочешь сказать, что… женился?!
— Ну, это сильно сказано, но…
— Елы–палы! Мир перевернулся! Илюха — семьянин!..
— Заткнись! Мы еще не расписаны… И вообще это сейчас не важно. В общем, парализатор я тебе дам, тем более что до конца новогодних каникул его никто не хватится. Но не вздумай с ним попасться!
— Спасибо, Илюха. Я тебя не подведу, — уверенно заявил я, опасаясь, что Суркис передумает. В конце концов мы и с Дюхой вдвоем прекрасно управимся — этот завсегда готов покуролесить, да и в электронике разбирается будь здоров!
— Тогда топай вокруг здания и становись возле левого угла, — скомандовал Илья, направляясь к институтскому крыльцу.
Я так и сделал. За углом было почти темно, лишь рассеянный отсвет недалеких фонарей Центрального проспекта чуть разбавлял зимний сумрак. Прошло не менее пяти минут, прежде чем я услышал, как наверху скрипнула оконная фрамуга. Я посмотрел туда и заметил на сероватом фоне неба темный силуэт головы, торчащий из окна третьего этажа. До меня донесся тихий свист, и вслед за ним в сугроб рядом со мной ухнул увесистый предмет. Я поспешно извлек его. Это оказался пластиковый контейнер, вроде тех, что используют для хранения разных кухонных мелочей.
Подавив желание сразу заглянуть в него, я вернулся обратно к фонарю на краю площадки перед крыльцом. Еще спустя минут десять из дверей института вышел Суркис с каким–то здоровенным пакетом.
Поравнявшись со мной, Илья буркнул: «Пошли!» и направился к выходу из институтской аллеи. Я молча припустил за ним.
Лишь когда мы сели в мою машину, я поинтересовался:
— Что же ты наплел вахтеру о своем внеурочном визите?
— Ерунда! Сказал, что нужно снять показания с ПЦР–комплекса и перезагрузить автопликатор.
— Чего?!
— Вижу, что не понял, — хмыкнул довольный Суркис. — Вот и охранник тоже челюсть на паркет уронил.
— Цинизм ваших помыслов в данной концепции ассоциируется с мистификацией парадоксальных иллюзий, — глубокомысленно изрек я.
— Однако с точки зрения банальной эрудиции, — с серьезным видом подхватил Илюха, — не каждый индивидуум способен игнорировать тенденции реального субъективизма. Во–во!
— В таком вот аксепте, — закончил я и выложил на сиденье контейнер с парализатором. — Давай, показывай, куда тут нажимать?
* * *
Расставшись с Илюхой, я тут же позвонил по мобильнику Куваеву. Времени на подготовку оставалось совсем чуть, и я молил Создателя и его демиургов, чтобы их блудный сын Андрей Васильевич не пустился раньше времени во все тяжкие, а был на связи и в зоне доступа.
Дюха ответил, когда градус моего оптимизма приблизился к абсолютному нулю, и я уже настроился на одиночный поход, который почти наверняка закончился бы провалом.