Я не договорил, запиликал мой мобильник.
— Привет, налетчик! — раздался в трубке знакомый ворчливый голос. — Как спалось? Мальчики кровавые не приходили?
— Ну и шуточки у вас, господин капитан, — укоризненно отпарировал я. — Я чист, аки ангел божий!
— Не кощунствуй, Котов, а лучше присядь, — по–отечески произнес Ракитин, и уже одно это мне не понравилось. Таким тоном Олег почти всегда сообщал главные плохие новости.
— Что случилось, пока я спал?
— Так, пустяки. Сгорел особняк на Источной, который вы с Куваевым «подломили» сегодня ночью.
— Елы–палы! — выдохнул я. — Уже зачистили?!
— Ну, необязательно…
— Не смешите мои тапочки, капитан! Ежу понятно, что это зачистка.
— Тогда и вам бы надо куда–нибудь слинять. Для безопасности.
— Да брось! Не думаю, что нас смогут вычислить…
— Ты, по–моему, сам недавно уверял меня, что в деле замешаны твои разлюбезные экстрасенсы, — желчно напомнил Ракитин. — Как думаешь, много времени этим ребятам понадобится, чтобы выйти на твой след?
— Елы–палы! — вторично ахнул я. Действительно, совсем забыл, что где–то по городу сейчас бродит сильно злой эспер, которому мы втроем здорово отдавили больные мозоли, сначала поймав подручных, а потом пошуровав на главной базе. — Слушай, Олежек, а как насчет программы защиты свидетелей?
— Забудь. Вы не свидетели, а налетчики. Кстати, где практический результат вашего «экса», который ты мне клятвенно обещал?
— Я как раз сейчас еду к Дюхе. Он уже должен был обработать наш «улов».
— Давай побыстрее! И потом — сразу ко мне.
— Так точно, вашбродь!
— Клоун! — в трубке запикали короткие гудки.
Я сунул мобильник в карман и посмотрел на притихшего Пашку.
— Вот такие вот дела, Горец! Тяжка служба государева!..
— Ты бы действительно, поосторожнее, а? — серьезно сказал Пашка. — А Лену я предупрежу, что ты приходил.
— Спасибо, друг! Приятно было повидаться.
— И мне. Заходи, как–нибудь?
— Непременно.
И я на всех парах помчался к Куваеву.
* * *
Дюха встретил меня в одних трусах и босиком. Лохматая голова и помятая физиономия уверили, что их хозяин только–только покинул царство Морфея. Если так, то радость раскрытия чужой тайны откладывалась на неопределенный срок. Я вздохнул про себя, а вслух сказал:
— Доброе утро, мистер хакер!
— По–моему, уже день? — покосился Андрюха через плечо на видневшееся в дверном проеме окно кухни. — Чего так долго шел?
— Но ты же сам только что…
— Наблюдение верное, выводы неправильные!
Куваев повернулся и пошлепал в глубь квартиры. Я разделся и неспеша побрел за ним. В кабинете (он же — спальня) матерого компьютерщика все было по–старому, то есть полный бардак. Из чего можно было заключить, что женщина это место в обозримом прошлом не посещала. «Видишь, все не так уж безнадежно!» — хихикнуло мое эго.
— Садись, где сможешь, — махнул мне Дюха, плюхаясь в любимое компьютерное кресло.
— Так ты хоть что–нибудь успел пошерстить? — спросил я почти безо всякой надежды.
— Я все успел! — Дюха торжественно ткнул пальцем в клавишу «Enter».
На большом двадцатипятидюймовом экране открылось окно «Adobe Reader», и я уселся поближе, смахнув с табурета на пол какие–то распечатки.
— Я над этими файлами почти всю ночь бился, — с гордостью сообщил Куваев. — Четыре уровня защиты! Расстарались, засранцы! Но я их одолел.
Мне стало неловко за низкие мысли в Андрюхин адрес, и я с преувеличенным вниманием уставился на экран.
Первый же документ оказался весьма содержательным. В нем говорилось о создании научно–координационного центра по перспективным направлениям при Комитете Госдумы по науке и технике, разъяснялись его цели и задачи, сроки и бюджет. В общем–то, рядовое бюрократическое мероприятие, если бы не фамилия куратора программы — Прохоров А.М.!
— Вот это да! — выдохнули мы с Дюхой.
— Получается, господин Прохоров решил простирнуть свои денежки через государственную посудомоечную машину? — хмыкнул Куваев.
— Гляди дальше, — кивнул я на экран.
Новый документ сообщал о создании на базе научно–координационного центра некой Группы перспективных исследований в качестве головного учреждения с очень широкими полномочиями. В частности, сотрудники ГПИ имели право вмешиваться в научные планы и направления подотчетных институтов и лабораторий и корректировать их в соответствии с запросами государственных структур!
— Ты понимаешь, Дюха, что это значит?
— Не совсем…
— Эти «гэпэишники» — нечто вроде ФСБ от науки! Блюдут госинтересы, а точнее, предпочтения олигархической верхушки, вкладывающей деньги в нужные ей научные разработки.
— Получается, скоро без их ведома ни одна перспективная тема не пройдет?
— Во–во! Диктатура олигархии в действии.
Настроение мое упало. Если все обстояло так, как мы себе представили, наше «геройство» ни к чему хорошему не приведет. Самое малое, устроят «тотальное увольнение», чтобы выше дворников до пенсии не смогли подняться.
Куваев тем временем вскрыл следующий файл. Это оказалось что–то наподобие плана или графика поставок научного материала, в основном — животных. Значились там и кошки, и обезьяны, и птицы, и собаки. Внимание мое привлекла отдельная графа, в которой значились какие–то «борзые щенки». Эта разновидность живности появилась в плане поставок примерно с весны прошедшего года. Поначалу счет «щенков» шел буквально на единицы, но с осени размеры партий резко увеличились, достигая уже десятка–полутора за раз. Последняя партия «щенков» была отправлена 30 декабря…
И тут меня как ударило. Это же пропавшие ребятишки! Ну да, ровно пятнадцать!..
— Дюха, — хрипло выдавил я, — мы нашли!..
— Что именно? — настороженно уставился он на меня.
— Доказательство преступления… Смотри! — Я ткнул пальцем в запись. — Эти «борзые щенки» на самом деле дети! Скорее всего, беспризорники или потерявшиеся… Конечно, ведь так спокойнее, так их почти наверняка не будут искать. По крайней мере, не будут особо стараться — милиция страсть как не любит «висяков»…
— Да о чем ты?! — рявкнул Куваев.
— О том, что мы получили в руки ценнейшую информацию о незаконных опытах на людях! На детях! — Адреналин снова кипел в моих жилах. — Теперь мы прищучим этих «гэпэишников», Дюха!
— Если они нас раньше не оприходуют. — Скепсиса Куваеву было не занимать. — Допустим, ты прав, и этот документ действительно указывает на то, что кто–то использует ребятишек в каких–то непонятных целях. Кстати, в каких — неясно! А самое главное, куда отправляли детей, и что там с ними делали? Без этой информации грош цена нашим находкам.