Годы складывались в десятилетия и века, а число приверженцев сумасшедшей идеи не уменьшалось. Ведь самый простой способ прославиться — совершить невозможное, и энтузиасты бились над тем, чтобы поднять в небо самолеты. Постепенно пришло понимание, что крылья должны быть неподвижны — на первых паровингах они неуклюже трепыхались, имитируя маховые движения птиц. Пришло понимание, что крылья не должны быть плоскими, — додумались до подъемной силы, заложив основы аэродинамики… Разработки энтузиастов обогащали всю науку Герметикона, но к собственной цели они приближались с мучительной неторопливостью. Главным препятствием создания полноценного паровинга был чересчур объемный и тяжелый паровой механизм, работающий на Философских Кристаллах, и лишь получение легкого, но прочного ильского сплава, создание паротурбинного кузеля и современных тяговых электродвигателей, тоже тяжелых, но способных развивать необходимую мощность, позволило крылатым машинам наконец-то подняться в небо. Но достойного места они так и не заняли.
Да, паровинги были быстрее цеппелей, менее зависимы от погоды, зато брали мало груза и требовали хорошо подготовленных аэродромов. Кроме того, применение кузеля диктовало размеры: паровинги получались большими, а значит — дорогими, что тоже ограничивало возможности их использования, но… Но был в Герметиконе мир, где паровинги пришлись ко двору, — Кардония, а точнее, архипелаг Ушер. Именно для него, объединяющего триста с лишним островов, морские паровинги, построенные по принципу «летающей лодки», стали настоящей находкой.
— Как машина, синьор адмирал? — осведомился стоящий за его спиной Каронимо.
— Машина? — Даркадо холодно покосился на съежившегося в кресле второго пилота Павла, поморщился, но ответил честно: — Машина хороша, Бааламестре, этого не отнять.
— Мы старались, синьор адмирал.
— Я вижу.
Переодеваться в летный комбинезон и шлем старый вояка не стал, снял галстук, сменил китель на цапу и в таком виде отправился в полет. Обычно адмирал не давал спуску нарушителям устава, однако сейчас им управлял позабывший о правилах мальчишка, который терпеть не мог муштру и дисциплину. Сейчас Даркадо переживал настоящее приключение, возможно последнее в жизни, и хотел насладиться им в полной мере.
— В молодости я любил покорять вершины…
— Лазали по горам, синьор адмирал? — удивился Каронимо.
— Отличный спорт, между прочим.
— Поверю на слово.
Даркадо поджал губы, но сдержался, грубить не стал, цокнул языком и продолжил:
— Так вот, пузатый, в свое время я стоял на вершине Дылды, а это, между прочим, три лиги, как раз та высота, на которую мы хотим подняться.
— Ты не просто так об этом вспомнил, — быстро произнес Гатов.
— Сынок, разве тебя не учили говорить людям «вы»?
— На вершине, — напомнил магистр. Его интересовали только факты. — Что там случилось?
Старик вздохнул, но ответил:
— Там тяжело дышать.
Ученые переглянулись.
— Разреженная атмосфера, — протянул Павел. — Когда я дорабатывал кузель, я это учел. — И тут же поправился: — Но только кузель, о людях я не думал.
— Кузель без пилота — всего лишь кусок металла.
— Как вы себя чувствуете? — заботливо осведомился Бааламестре.
— Пока хорошо, но мы еще у самого моря. — И Даркадо рассмеялся.
Настроение было отличным. Паровинг послушен, как хорошо дрессированный пес, двигатели, насколько можно судить по шуму, работают ровно, и тяжелая машина степенно набирает высоту — пару минут назад они преодолели половину лиги.
— Можно предусмотреть баллоны с кислородом, как это делают в цеппелях, — негромко произнес Каронимо. — И подавать газ по мере необходимости.
— И нужно хорошо герметизировать кабину, наверху холодно. — Даркадо вновь рассмеялся. — О чем вы вообще думали?
— Извините, синьор адмирал, но печь утяжелит конструкцию.
— Поставьте двигатели мощнее.
— Можно использовать тепло кузеля, — пробормотал Гатов, сосредоточенно грызя ногти правой руки. — И передавать его в помещения с помощью… Эй, что ты делаешь?! — Адмирал потянул штурвал на себя и резко увеличил скорость. — Подниматься нужно медленно!
— Я взбирался на Дылду трое суток, сынок, мне пришлось ночевать на склоне. — Скорость прибавлялась. И высота — тоже. — Но на гору я поднимался для удовольствия, а мы испытываем боевой паровинг и не можем тратить время. Боевая машина должна быстро набирать высоту!
— Мирная машина!
— Боевая!
Кузель надрывался так, что корпус стало трясти.
— Лига! — выкрикнул Каронимо, хотя и Павел и Даркадо прекрасно видели ползущую вправо стрелку. — Слишком быстро!
— Или машина работает так, как мне нужно, или ее место на свалке! — Адмирал не сводил глаз с лобового стекла. — Вперед и вверх, сынки, вперед и вверх.
— Мы должны проверить, сможет ли паровинг вообще подняться на такую высоту!
Полторы лиги.
— Проверим все сразу! — пообещал раскрасневшийся Даркадо. В его глазах горело пламя. — Надежность в том числе!
Резкий порыв ветра ударил в борт, машину тряхнуло, Бааламестре вздрогнул, Гатов вцепился в подлокотник, но старый адмирал удержался на курсе.
— Паровинги менее маневренны, чем аэропланы, зато быстры. И мы должны использовать наше преимущество!
— Двести лиг в час! — Бааламестре с ужасом смотрел на показания приборов. — Высота — две лиги!
— Не так быстро, — попросил Павел, — адмирал…
— Ты ведь чокнутый, Гатов, — расхохотался старик. — Тебе плевать на правила. И тебе должно нравиться то, что я делаю!
Две с половиной лиги.
— Не так быстро, — простонал Каронимо. Его затрясло, то ли от страха, то ли от холода, — температура в кабине паровинга падала на глазах.
Дрожало все, что могло дрожать. И выло, все вокруг выло. Дыхание рождало облака, тепло было только позаботившемуся о цапе адмиралу, ученых трясло. Скорость — двести пятьдесят лиг в час.
— Не так быстро!
— Нельзя замедляться, придурок, нас тут же бросит вниз. А нам нужно вверх! Вперед и вверх!
— Да! — неожиданно для Бааламестре выкрикнул Гатов. — Да!
И заслужил одобрительное:
— Мне нравится, что ты снова спятил, сынок, теперь мы говорим на одном языке!
Три лиги.
Сказать, что паровинг болтало, — не сказать ничего. Машину трясло так, что скрип фюзеляжа заглушал вой турбины. Корпус ходил ходуном, и Бааламестре, чтобы удержаться на ногах, вцепился в кресло второго пилота. В котором веселился поймавший кураж Павел.
— На стекле появился лед!