Додумать мысль дер Даген Тур не успел.
– Ты встречался с Махимом в поезде? – Кира отодвинула тарелку и подняла бокал. – Поэтому хотел узнать об операции у Змеиного моста?
Соприкоснувшийся хрусталь издал мелодичный перезвон. Хрустальный гонг, знаменующий начало… Нет, не поединка, а самой неприятной части разговора.
– Меня интересует, кто приказал взорвать мост, – напомнил дер Даген Тур. – Я знаю, что это сделали ушерцы.
– Откуда?
– Мой кузен видел у моста «Азунды». – Помпилио сделал маленький глоток вина. – А в чём дело?
– Он мог ошибиться?
– Нестор? Нет, когда речь идёт о военной технике, Нестор не ошибается. В других вещах – очень редко… Нестор, раз уж мы о нём заговорили, соткан исключительно из достоинств и, кстати, спрашивал, нет ли у местного падишаха дочери детородного возраста на выданье…
– Помпилио!
– Расскажи, что ты узнала о событиях на мосту? Почему ты взволнована?
– Я абсолютно спокойна. – Девушка поправила причёску.
– Но тебе не понравилось то, что ты узнала.
Кира была дочерью Винчера Дагомаро, человека, которого даже смертельные враги никогда не называли дураком. Кира получила превосходное образование и воспитание, обладала острым умом, но ей было всего двадцать три, и она проигрывала там, где требовался элементарный опыт. Дер Даген Тур читал её, как книгу, но ведь глупо обижаться на нож за то, что он режет.
– Операция у Змеиного моста признана успешной, однако восторгов, которые были бы уместны в данном случае, нет, – тихо произнесла девушка. – Я не говорила с участниками, они все на фронте, но рапорты чрезвычайно скупы: «Приехали, вошли в боевое соприкосновение, победили, взорвали, уехали».
– О чём ещё писать в рапортах?
– Я процитировала их почти дословно. – Девушка отвернулась, помолчала, глядя на океан, и продолжила: – И нет никакой информации о том, кто отдал приказ на уничтожение Змеиного моста. Решение приняли на расширенном совещании Оперативного отдела штаба Южной Группы Войск. Я видела стенограмму: присутствовало тридцать человек, включая отца и адмирала Даркадо, Змеиный мост не обсуждался, но решение об уничтожении вписано в итоги.
И снова – тишина. Только на этот раз слегка угнетает, потому что ни Помпилио, ни Кире не нравится то, о чём они говорят. Тишина оставляет осадок недосказанности, но лучше он, чем поганые выводы, которые можно сделать из рассказа девушки.
– Знаешь, о чём я думаю? – осведомился адиген.
– Нет, и не хочу знать.
Но фраза всё равно прозвучала:
– Я думаю, что кто-то хотел взорвать Убинурский скорый, но не получилось.
И умолк, с интересом глядя на девушку.
Выдал мерзкое предположение и умолк, хитрый, лысый, адигенский… Не улыбается… Нет, улыбается, но глазами предлагает: опровергни! Улыбается, но улыбка невесёлая. Что может быть весёлого в столь мерзком предположении? В исполненном обещании? Кира нашла способ просмотреть нужные документы, но не захотела их обдумывать. Именно поэтому она без радости шла на свидание: знала, что Помпилио обязательно сделает выводы.
– Ты действительно веришь, что отец ненавидит Махима настолько сильно, что готов был взорвать пассажирский поезд? – тихо спросила Кира.
– Сейчас важно то, во что я не верю. А я не верю в совпадения.
– Которые иногда случаются!
Девушка прекрасно понимала, что с операцией у Змеиного моста что-то неладно, но гнала поганые мысли прочь, потому что идёт война и офицер не имеет права сомневаться в благородстве своей стороны. Война сурово обходится с теми, кто дрогнул, кто хоть на мгновение усомнился в собственных убеждениях.
И восклицание умоляло: «Не продолжай! Оставь всё на волю случая, не копай глубже…»
Но у дер Даген Тура была своя цель.
– Я не верю, что твой отец ненавидит Махима. И ещё я не верю в то, что твой отец боится Махима, боится, что мы его используем. Сейчас акции Махима низки, как никогда. Он бежал. Он не представлял опасности для твоего отца.
Прозвучало веско, но Кира поняла, что адиген недоговаривает. Он прямо заявил, что политика ни при чём, но намеренно акцентировал на ней внимание, подсказывая: есть кое-что ещё…
«Лилиан!»
– Какой же я была дурой, – с грустной улыбкой произнесла девушка. – Ты хотел увидеть Махима вовсе не для того, чтобы переманить его на сторону адигенов!
– Не только для этого, – уточнил Помпилио.
Он продолжал оставаться неофициальным адигенским эмиссаром, помогал своим родственникам укрепляться на Кардонии, но в первую очередь занимался собственным расследованием. Именно оно заставляло дер Даген Тура оставаться в Унигарте.
«Ему нужна кровь…»
Кира посмотрела на Помпилио и увидела сидящего в засаде охотника, терпеливого убийцу, ещё не знающего, кого он лишит жизни, но твёрдо решившего это сделать. Кира посмотрела. А потом вспомнила, как менялся Помпилио при появлении Лилиан, как менялся, говоря о ней, и каким чёрным стал в день её смерти.
– Что сказал Махим? – Девушка постаралась, чтобы вопрос прозвучал легко. Даже поддеть собеседника попробовала: – Или это секрет?
– Сказал, что не нанимал Огнедела.
– Ты ему поверил?
– Ближайшие пару лет Махим будет жить на Линге, и он знает, что я сделаю с его семьёй, если обнаружу доказательства лжи, – размеренно ответил дер Даген Тур. – А я обнаружу, потому что расследование продолжится до тех пор, пока я не покараю убийц.
– Пока не отомстишь, – поправила адигена Кира.
Помпилио не среагировал.
– Или тебя убьют, – закончила девушка.
– Или так, – покладисто отозвался дер Даген Тур.
И снова – тишина. Их третий, молчаливый собеседник, расставляющий всё по своим местам и помогающий услышать непроизнесённое.
«Помпилио считает, что отец может быть причастен к убийству Лилиан?»
Гадкая, крамольная, царапающая… нет – бьющая наотмашь мысль. Потому что Винчер Дагомаро – патриот Ушера, рыцарь без страха и упрёка, благородный сын своего народа. Винчер Дагомаро не может быть причастен к убийству невинной женщины. Это аксиома! Не может!
Тишина позволила сформироваться гадкой мысли, но при этом помогла успокоиться, и следующую фразу Кира выдала ровным, уверенным голосом:
– Получается, теперь у тебя один подозреваемый: Арбедалочик.
– Да, – односложно и как-то равнодушно подтвердил дер Даген Тур. – Абедалоф.
Но адиген не стал уточнять, что Арбедалочик «только один», или «единственный», или «последний». Адиген просто назвал имя, и Кира услышала прозвучавший намёк, подтвердивший все её страхи.