– У них мало времени, они торопятся и потому действуют грубо, – проворчал адиген.
– Кто?
– Те, кто хочет сделать приотцев и ушерцев максимально разными.
– Сделать? – ИХ не сдержал улыбку. – Куда уж больше, мессер? Приотцы – потомственные крестьяне, ушерцы – рыбаки и рабочие. Они совсем разные!
– Каждое лингийское дарство имеет своё лицо, среди нас есть горцы, есть островитяне, есть земледельцы и кочевники, но мы все лингийцы, – жёстко объяснил Помпилио. – Ушер категорически не похож на Приоту, но это не мешало им сотни лет жить рука об руку к взаимной выгоде и взаимной силе. Волосатики смеялись над землеройками и наоборот, дрались, но не убивали друг друга.
– Не убивали, – эхом подтвердил Бабарский.
– В этом смысл: ценность жизни. Компания делает всё, чтобы она упала до нуля.
Прозвучало логично, однако нюанс от суперкарго ускользнул:
– А при чём тут обращение?
– Чужак – это не только одежда, это иной образ и способ выражения мыслей. – Дер Даген Тур поёрзал, устраиваясь на жёстком сиденье, и закончил: – Человека, которого не понимаешь, легче убить.
В центральные районы Линегарта они не совались, крутились по окраинам, постепенно подбираясь к нужному шоссе, и Помпилио сполна насладился видами рабочих районов приотской столицы. Элеваторы и огромные овощехранилища; чистенькие маслобойни, с припаркованными рядом вымытыми молочными грузовиками и кожевенные фабрики, от алхимических миазмов которых начали слезиться глаза; консервные фабрики и скотобойни, улицы вокруг вытоптаны бесчисленным стадом, а еще – грузовики, паротяги с длиннющими прицепными платформами и многочисленные железнодорожные ветки. Главный объект экспорта – Ушер – по вполне понятным причинам стал недоступен, однако гигантский механизм не останавливался, продолжал пожирать урожай.
– Всё, что можно, они перерабатывают в продукты длительного хранения. Остальное выбрасывают.
– А в Унигарте начинает сказываться недостаток продовольствия, – заметил дер Даген Тур.
– Это война, мессер.
– Спасибо, что напомнил.
Ещё одна примета неспокойного времени: блок-посты на дорогах. В самой столице военные патрули не встречались, обходились полицейскими, но основные выезды из города контролировались плотно.
– Сигизмунд Артрожилиступулиоритиусчик, вице-генеральный менеджер западно-кардонийского филиала компании «Обмундирование и пуговицы, Inc». – Бабарский выдержал продуманную паузу и веско добавил: – Я с Галаны, парень.
– Вижу, – хмуро ответил подошедший к автомобилю сержант и кивнул на Помпилио: – А у него документы есть?
– Жан-Пьер-Мари-Лусия Скитопросгорнастирбросчик, коммерческий директор первого ранга.
Заготовленный костюм погиб в Фадикуре, однако Бабарский не был бы Бабарским, не сумей он подготовиться к любым поворотам. В доме ИХ дер Даген Тура ожидали три костюма на выбор, в одном из которых, синем в жёлтую клетку, адиген сейчас и щеголял. Костюм не соответствовал Помпилио так же, как «Борд», но два других произведения приотской портняжной мысли – зелёненький в полосочку и серый с «искрой» – едва не вызвали у Помпилио полноценную истерику.
– Куда направляетесь?
– Вы ведь прекрасно знаете, офицер, кто живёт в десяти лигах к северу, – умильно улыбнулся ИХ. – Или это военная тайна?
Вежливое обращение, лёгкая лесть: никто ещё не называл сержанта офицером, и сложенная пополам купюра, мягко скользнувшая в карман гимнастёрки, сделали своё дело.
– Счастливого пути, – козырнул военный.
– Всегда, – пообещал ИХ, прибавляя газу.
– Ядрёная пришпа! – выдохнул с трудом сдержавшийся адиген. – Ты назвал нас галанитами?!
– Лучшие документы в нынешнем Линегарте, мессер, – хладнокровно ответил Бабарский. – Мне их сделали по очень большой дружбе, только потому, что человечек, о котором вы ничего не хотите знать, получил помилование и был отпущен с лингийской каторги. И ещё пришлось добавить пятьдесят цехинов.
Омут, и этим всё сказано. Сам Помпилио руки не пачкал, но своего суперкарго ценил в том числе и за эти связи.
– Как мы будем отступать?
– Я всё продумал, мессер.
– Не сомневаюсь.
– В трёх лигах к западу от виллы Арбедалочика расположено крупное водохранилище, на котором нас ожидает паровинг интендантской службы приотской армии.
– Ты его украл?
– Арендовал. Многие патриоты любят большие деньги. Вам сказать, сколько это стоило?
– Не надо. Люди надёжные?
– Весьма, – ответил Бабарский уверенно, однако обмануть адигена не сумел.
– Что будет, когда они узнают, что нужно лететь в Унигарт?
– Вы наведёте на них свой большой пистолет.
– Вижу, ты действительно всё предусмотрел.
– Потому вы меня и цените, мессер.
– Абедалоф? – Узнав, к кому её везут, Кира принялась размышлять над линией поведения, но ничего умнее, чем сыграть наивную девицу, не придумала. Сидела на диване и хлопала глазами. – Вот уж не предполагала…
– Будет лучше, если ты станешь называть меня господином Арбедалочиком, – мягко произнёс галанит. – И не забывай обращаться на «вы».
– Всё изменилось?
– Хорошо, что ты сама заметила. – Галанит зевнул. – Не люблю лишать людей иллюзий.
– Неужели?
– Ладно, люблю, – рассмеялся Арбедалочик. – Мне нравится наблюдать, как люди плавно переходят от самоуверенности к животному страху. К ужасу. – Абедалоф подошел к столику. – Вина?
– Воды.
– Лимонад?
– Просто воды. Не хочу терять дополнительные иллюзии.
– Какие могут быть иллюзии насчёт лимонада?
– А вдруг ты мне его и правда дашь?
Галанит обаятельно улыбнулся.
Они разговаривали в «белой» гостиной, в большой зале, уставленной соответствующего цвета мебелью, с белыми с золотом гардинами, шёлком на стенах и картинами в тонких, «современных» рамах. Белыми картинами, потому что все художники писали приотскую зиму.
Абедалоф выглядел под стать: белоснежные сорочка, брюки и туфли, белого золота часы на руке – мода на подобные украшения только появилась, и они ещё не вытеснили привычные карманные хронометры, – и широкая улыбка в тридцать два белых, как миниатюрные айсберги, зуба.
На его фоне грязный и порванный в нескольких местах мундир девушки выглядел жалко, но Кира компенсировала унылый внешний вид горящим взглядом и уверенным поведением. Ей пришлось ждать несколько часов: «господин директор изволят заниматься другими делами», однако пребывание в запертой комнате без окон никак не отразилось на поведении девушки.