Лицо фон Лауница прыгало, губы дрожали. Сейчас» сейчас расколется! Но нет, немец молчал
– Четыре минуты тридцать секунд, – доложил Егор.
Вдруг очкастый (как его, Штальберг) крикнул:
– Я! Я скажу пароль! Только условие – его тоже… – И мотнул головой на фон Лауница. – Под лед. Сами понимаете…
– Понимаю, – кивнул Октябрьский. Подошел, придвинулся к Штальбергу вплотную.
Шепотом спросил:
– Ну?
Тот едва слышно выдохнул:
– «Фау-Цет».
– Ясно. – Старший майор сосредоточенно смотрел очкастому в глаза. Потом приказал. – Этого тоже под лед.
Отчаянно, упирающегося Штальберга поволокли к берегу, сунули головой в воду, и кошмарная, сцена повторилась.
– Зачем?! – не выдержал Дорин.
– А ты на носатого посмотри, – вполголоса ответил Октябрьский.
Фон Лауницу, похоже, отказали ноги – он висел на руках у бойцов, губы дергались, ресницы часто-часто моргали.
– Время?
– Восемь минут сорок секунд.
Штальберг лежал точно в такой же позе, как Решке, по плечи погруженный в воду. Судороги уже кончились.
– Пароль? – спокойно обратился Октябрьский к последнему из немцев.
Тот зажмурился, но кобениться уже не стал:
– Скажу, скажу! Ли… Линда!
– Что и требовалось доказать, – наставительно посмотрел на Егора старший майор. – А то «Фау-Цет»… Так, пароль есть. Где наш херувимчик?
Поручик, оказывается, успел подобрать бинокль ночного видения и не отрываясь смотрел вверх.
– Он, товарищ начальник, хитрый. Стропы тянет, на лед спуститься хочет. Чтоб обзор у него был, подходы просматривались. Хреново. Группе не подойти. Какие будут приказания?
– Как это он не боится, что лед проломится? – удивился Головастый, хотя сам не так давно говорил, что на озеро может и самолет сесть.
Судя по кромке, ледяной покров был сантиметров семьдесят-восемьдесят. Ходить и даже подпрыгивать – сколько угодно, а вот если с размаху плюхнется парашютист…
– Что это там чернеет? – спросил Поручик, глядя через бинокль на озеро. – Вон там. Часом не остров?
– Точно! – подтвердил Головастый. – Островок. Маленький, метров тридцать в поперечнике.
– Туда он и целит. Усмотрел сверху. Ишь, мастер парашютного спорта.
Егор небрежно сказал:
– И ничего особенного. Я бы тоже приземлился. При пятиметровом ветре – запросто. Если б остров был метров десять, тогда, конечно…
– Значит так, – прервал дискуссию Октябрьский, очевидно, уже принявший решение. – Дорин, идешь со мной. Остальным оставаться на берегу. До моего сигнала… Или до выстрелов. Этому, – показал он на поникшего фон Лауница, – кляп в рот. На всякий случай.
Вдвоем перепрыгнули через полосу воды на лед, быстро зашагали. Под ногами похлюпывало, несмотря на минус два. Еще пару дней теплыни, и завздыхает покров, треснет.
Парашютиста было видно уже невооруженным глазом. По серебристому небу скользил белый конус, спускаясь к темному пятну островка. Похоже, приземлится раньше, чем мы дотопаем, прикинул Егор. Идти было метров триста.
– Linda, Linda, mein Scha-atz… [5] – напевал Октябрьский на мотив «Светит месяц, светит ясный».
И Егору 6ыло совсем нестрашно. Не то что несколько минут назад, на берегу, когда топили шпионов.
– Товарищ старший майор, а как вы догадались, что Штальберг набрехал про пароль?
– Я его досье помню. Зубастый волчище. Железный крест у него за Испанию. Такой легко не сломается. К тому же литературу надо знать. Балладу «Вересковый, мед» читал? Про то, как шотландцы хотели выведать у отца с сыном особо секретные сведения? А старик им велит сына убить – тогда, мол, скажу. Они, дураки, послушались.
Правду сказал я, шотландцы
От сына я ждал беды.
Не верил я в стойкость юных,
Нe бреющих бороды.
А мне костер не страшен,
Пусть со мною умрет
Моя святая тайна,
Мой вересковый мед.
Вот и островок: слева обрывистый берег, справа пологий; сухая трава, черные кусты, на них – белое полотнище парашюта. Человека не видно. Наверное, залег. Держит на мушке.
– Ну-ка, Дорин, крикни с убедительным баварским подвыванием: «Fehlt Ihnen was?» [6].
– Вы целы? – заорал Егор, приставив ладонь ко рту,
От земли отделилась тень. Высокий мужчина, в шлеме и комбинезоне. Точно – в руке пистолет. Кажется, 712-ый маузер, бабахающий очередями.
– Мы беспокоились, что вы угодите в полынью, – возбужденно воскликнул Октябрьский на своем чудесном немецком. – Вон она, совсем близко!
Под самым берегом действительно темнела вода.
– Ничего, – отозвался парашютист. – Сверху ее было хорошо видно, пароль назовите.
А говорит он по-немецки нечисто, заметил Дорин. Бегло, но с акцентом.
– Марта, то есть Магда. Ах нет, шучу. Линда. Малышка Линда, – засмеялся старший майор, карабкаясь по склону. – Паршивая память на женские имена. Помогите-ка.
Шпион спрятал пистолет, нагнулся с крутого откоса и рывком вытянул их наверх – сначала одного, потом второго.
– Зашибли? – спросил Октябрьский, кивая на левую руку агента, плотно прижатую к боку.
– Немного, локоть. Ерунда, перелома нет. Но скатать парашют не сумею. Помогите, А потом кинем в воду.
– Ну-ка, Руди, – подтолкнул старший майор Егора, – давай в четыре руки. Это мой помощник, – объяснил он парашютисту. – Между прочим, служил в Люфтваффе. С парашютами управляться умеет.
Тот кивнул. Теперь он повернулся лицом к лунному свету, и Дорин разглядел широкое лицо с приплюснутым носом, прищуренные глаза. Агент беспрестанно поводил шеей, оглядывая белый простор. Но там было пусто и тихо, только шелестел ветер.