Вопрос был неприятный и в данных обстоятельствах слишком личный. Тони помолчал и лишь затем чистосердечно ответил:
— Да, я думаю, вначале она, возможно, верила, что я действительно люблю ее.
— Значит, вы полагаете, для нее это чувство было реальностью?
— Раз она считала его реальным, значит оно и было для нее реальным.
— Тогда следующий вопрос: а на самом деле оно было реальным? Вы любили ее, Тони?
Тут же сработал защитный рефлекс, и Тони воспринял вопрос как скрытое обвинение. В обычных условиях можно было бы сменить тему, заглушить свои эмоции каким-нибудь саркастическим замечанием и превратить разговор в беззаботную болтовню о посторонних предметах. Но в данном случае Тони нечего было терять. Он никогда больше не увидит этого человека, а беседа получалась интересная. Тони вспомнил, что давно уже никому не позволял так легко вовлечь себя в серьезный разговор. Сейчас же он спал и видел сон и чувствовал себя в безопасности.
— Если честно… — протянул он, — если честно, я думаю, что просто не знал, как любить ее, и вообще не умел любить, если уж на то пошло.
— Спасибо, Энтони, за это признание. Я думаю, так и было. Но дело в том, что она-то верила в вашу любовь, и хотя этого чувства не существовало, для Лори оно было настолько реальным, что она построила вокруг него всю свою жизнь — причем дважды.
— Уж этого можно было и не касаться, — пробурчал Тони, отвернувшись.
— Я это просто так, сынок, к слову, а не в осуждение. Но перейдем ко второму примеру, если не возражаешь. — Увидев, что Тони готов слушать, Джек продолжил: — Для того чтобы рассмотреть этот пример, давай предположим, что Бог действительно существует…
— Не верю я в эти выдумки, — отмахнулся Тони.
— Слушай, я же ни в чем не пытаюсь тебя убедить, — поспешил успокоить его Джек. — Это не мое дело. Не забывай, что я умер, а ты… бродишь в потемках. Я просто хочу наглядно показать тебе разницу между реальным и истинным. Мы ведь об этом говорим, не так ли?
Он улыбнулся, и Тони невольно улыбнулся в ответ. В этом человеке была какая-то обезоруживающая скрытая доброта, истинная, глубокая.
— Предположим, что Бог всегда благ, никогда не врет и не обманывает, говорит только правду. И вот этот Бог вдруг приходит к тебе, Энтони Спенсеру, и говорит: «Тони, ничто никогда не лишит тебя моей любви — ни смерть, ни жизнь, ни посланец с небес, ни монарх на земле, ни сегодняшние события, ни грядущие, ни власть сверху, ни давление снизу, ни что-либо иное во всей вселенной, созданной Богом, — нет такой силы, которая могла бы лишить тебя моей любви». Ты же слушаешь эти слова Бога, но не веришь ему. Твое неверие становится реальностью для тебя, и ты создаешь целый мир, основанный на неверии в слово Бога, в любовь Бога и даже в самого Бога. В связи с этим возникает много вопросов, вот один из них: становятся ли слова Бога неистинными из-за того, что ты им не веришь?
— Да, — ответил Тони не задумываясь, но сразу поправился: — То есть нет. Подожди, я должен подумать.
Джек молчал, предоставляя Тони возможность собраться с мыслями.
— Ладно, — сказал Тони. — Если то, что ты говоришь об этом Боге, истинно… и реально, то, наверное, моя вера или неверие ничего не изменят. Пожалуй, я начинаю понимать, что ты хочешь сказать.
— Думаешь? — усомнился Джек. — Тогда позволь спросить тебя: если ты решил не верить словам этого Бога, что ты будешь чувствовать по отношению к нему?
— Хм… Я буду чувствовать… — Тони запнулся, подыскивая нужное слово.
— Отделенность? — подсказал Джек. — У тебя возникнет чувство отделенности, отпадения от Бога, разобщенности с ним, потому что по-твоему получится, что именно это — «реальность». Реально то, во что веришь, даже если оно не существует. Бог говорит тебе, что разобщенность неистинна и ничто не может «реально» разобщить тебя с Богом, лишить его любви никакие предметы, поступки, события, ни даже смерть и ад, каким бы ты его ни представлял себе. Ты же веришь, что разобщенность реальна, и таким образом создаешь свою собственную реальность, основанную на лжи.
Тони окончательно запутался и, почесав в затылке, отвернулся.
Как же в таком случае человек вообще может узнать, что истинно? Что есть истина?
— Ага! — воскликнул Джек, хлопнув Тони по плечу. — Голос Понтия Пилата донесся из царства мертвых. Вот в этом-то, приятель, и есть главная штука! Стоя в самом центре исторического коловращения, лицом к лицу с истиной, он объявил ее, как многие из нас, бывало, несуществующей — точнее говоря, объявил «его» несуществующим. К нашему общему счастью, Пилат был не в силах превратить нечто реальное в нечто неистинное. — Помолчав, Джек добавил: — Это и не в твоих силах, Тони.
На миг воцарилось молчание, а затем земля слегка вздрогнула у них под ногами, словно от какого-то глубокого толчка. Джек одарил Тони одной из своих самых загадочных улыбок и объявил:
— Ну вот, я думаю, это означает, что время нашей беседы вышло. На этом пока остановимся.
— Подожди! — запротестовал Тони. — У меня есть еще вопросы. Куда же ты? Ты не можешь подождать? Я же так и не понял, где я и почему я здесь! Если это «не совсем» ад, то что это такое? И еще ты сказал, что это «можно назвать домом». Это что значит?
Джек обернулся к Тони, чтобы бросить на него последний взгляд.
— Тони, ад — это когда веришь в реальность, которая неистинна, и живешь в ней. Ты мог бы жить так вечно, но позволь мне сказать тебе нечто истинное. Уж не знаю, как ты решишь: поверить в это или нет, считать или не считать это реальностью. — Он на мгновение умолк. — Что бы ты ни думал о смерти и аде, истина в том, что это не разобщенность.
Земля опять дрогнула, на сей раз более ощутимо, так что Тони даже пришлось опереться рукой о стену. Когда он поднял голову, Джека уже не было. Смеркалось.
Неожиданно Тони почувствовал, что страшно устал, если можно так выразиться, до мозга костей. Он снова сел, прислонившись спиной к гигантскому сооружению, и посмотрел на дорогу и лесные заросли, которые быстро тускнели и приобретали серый оттенок. Во рту у Тони пересохло, слюна была вязкой. Он пошарил вокруг, надеясь, что Джек оставил свою фляжку, но ничего не нашел. Тогда Тони подтянул колени к животу, чтобы хоть чуточку защититься от холода, который начал постепенно заползать в его тело, словно вор, умыкающий драгоценные частицы тепла.
Это было уже слишком. Поднялся ледяной ветер и выдул из Тони последние оставшиеся вопросы, разбросав их по всей округе, как клочки бумаги. Может быть, это и есть конец? Не слышится ли приближение стонущей пустоты, готовой поглотить его, вытянуть из него последние остатки тепла?
Его трясло, и он не мог унять дрожь. И тут появился свет, голубоватое сияние вокруг самых красивых темно-карих глаз, какие Тони когда-либо видел. Это кого-то напоминало, но он никак не мог вспомнить, кого именно. Какую-то выдающуюся личность.