Мэгги обернулась и попала в объятия элегантной блондинки с открытой улыбкой.
— Привет, Мэгги! Ты к Линдси? — Мэгги кивнула. — Она часа два играла сегодня и очень устала. Не удивляйся, если уже уснула. Очень стойкая девчушка и просто очаровательная. Я прямо готова взять ее к себе домой.
— Я ничего бы так не желала, как забрать ее домой, — сказала Мэгги, и Тони почувствовал, как сжалось у нее сердце. — Я просто зайду к ней на минуту и посижу рядом. Вообще-то, я иду в неврологическое отделение.
— Может, я чем-то могу помочь? — спросила Хейди, подняв брови.
— Хочешь подлечиться? — подала голос Мисти из-за стойки.
— Да нет, просто там… еще один знакомый. Сегодня у меня день визитов.
— Ясно, — отозвалась Хейди. — Ну, я тоже пошла с визитами к своим больным. — Она еще раз обняла Мэгги. — И знай, мы все молимся, чтобы Линдси поправилась.
— Спасибо, дорогая, — ответила Мэгги. — Это лучшее, что вы можете для нас сделать.
Тони молчал, размышляя о своем. Мэгги хорошо знала дорогу, и вскоре они уже шли по коридору к палате номер 9.
— У тебя очень милые подруги, — заметил Тони. — И симпатичные.
— Ага, — согласилась Мэгги. — Здесь, наверное, самый лучший персонал, но держись с этой парочкой поосторожнее. Ананасовая принцесса, то есть Мисти, — недремлющий Цербер, и если ты попытаешься тайком проскользнуть мимо нее, она откусит тебе голову и выставит ее на стойке в назидание всем остальным. И нашу Субретку тоже нельзя недооценивать. Когда ее называют секс-бомбой, то делают упор на втором слове. — Рассмеявшись, она добавила: — А когда выздоровеешь, не пытайся приударить за моими подругами. Я предупредила тебя. Ты, как известно, не слишком-то церемонишься с женщинами.
Они подошли к двери палаты, и Мэгги, тихо ее приоткрыв, проскользнула внутрь. На кровати спала девочка. Под спину ей были подложены подушки; облысевшая голова лишь подчеркивала детскую красоту и невинность. Одной рукой малышка обнимала какое-то плюшевое чудовище — судя по сильно выступающим вдоль хребта позвонкам, стегозавра. Из-под одеяла свисала с кровати нескладная подростковая нога. Мягкое, хотя и затрудненное дыхание заполняло палату.
Для Тони это было тяжкое испытание. Он ни разу не был у постели больного ребенка с того самого дня, много лет назад. И сейчас он боролся со стремлением убежать как можно дальше. Борьба усложнялась тем обстоятельством, что он чувствовал, с какой глубокой и страстной любовью относится к девочке Мэгги. И любовь Мэгги победила. Тони снова посмотрел на девочку, словно Мэгги вернула его к постели, когда он уже собирался покинуть палату. Он стал слушать и внимать. Все это было слишком хорошо знакомо ему.
— Как несправедливо, — прошептал он, словно боясь, что кто-то посторонний подслушает.
— Вот уж точно, — отозвалась Мэгги, тоже шепотом.
Тони хотел задать вопрос, но колебался, зная, что чем больше информации получишь о человеке, тем теснее становится связь с ним, а в данном случае это могло прийти в противоречие с его намерениями. Тем не менее он произнес:
— Ты говорила, что ей поставили диагноз…
— Острый миелолейкоз.
— Это ведь излечимо? — с надеждой спросил он.
— Почти все излечимо. Беда в том, что у Линдси обнаружили филадельфийскую хромосому, так что жизнь ее висит на волоске.
— Филадельфийскую хромосому? Что это такое?
— Это когда часть одной хромосомы становится частью другой. Возьмем для примера девятую палату, в которой лежит Линдси, и предположим, что ее девятая хромосома — филадельфийская. Это как если бы всю мебель из палаты номер девять перенесли, скажем, в палату номер двадцать два, а сюда из палаты двадцать два переместили бы только часть мебели. В обеих палатах будет полно чужеродных предметов. И вот ведь ирония! Если бы у Линдси был синдром Дауна, как у Кэбби, ей было бы гораздо легче справиться с болезнью. Некоторые вещи в нашей жизни абсолютно бессмысленны. Чем больше в них вглядываешься, тем меньше смысла видишь.
— И какова вероятность выздоровления? — спросил Тони, хотя не был уверен, что хочет это знать. Знание — лишний груз, но, возможно, если разделить его с другим человеком, легче станет обоим.
— При пересадке костного мозга, химиотерапии и прочих мерах — примерно пятьдесят процентов, но филадельфийская хромосома значительно снижает шансы. Помимо прочего, в отце Линдси смешались две расы, что затрудняет пересадку. А где он находится сейчас, никому не известно. Врачи подумывают о трансплантации пуповинной крови, но тут тоже возникают проблемы. Так что остается только надеяться на чудо.
В разговоре наступила пауза. Мэгги смотрела на девочку так, словно она была ее собственным ребенком, и молилась, в то время как Тони пытался разрешить возникшую перед ним дилемму. В больнице было много таких детей, как Линдси, и каждый занимал очень важное место в чьей-то жизни. Какой смысл в том, чтобы вылечить одного? Может быть, все-таки лучше вылечить самого себя? С его связями и деньгами он сможет улучшить жизнь многих людей. В нем самом и вокруг него уже многое изменилось. Как отнесется Бабушка к его выбору, если он излечит себя? Тони решил, что она поймет.
Борьба шла с переменным успехом. Тони то укреплялся в своем решении, то опять колебался, глядя на юное человеческое существо, которое могло лишиться всей лежащей перед ним жизни из-за междоусобицы, которая разыгралась в его организме. Если бы это был его сын, никаких вопросов не возникло бы… но это был чужой ребенок.
— Может, пойдем? — прошептал Тони.
— Да, — откликнулась Мэгги с усталой покорностью. Она встала и, подойдя к девочке, положила руки ей на голову. — Дорогой Иисус, я не могу отказаться от своей любви и прошу тебя еще раз: сотвори чудо, вылечи ее, пожалуйста! Но если ты возьмешь ее к себе — сочтешь, что так будет лучше, — я не буду возражать, я доверяю тебе. — Мэгги наклонилась к Линдси, чтобы поцеловать ее.
— Не надо! — остановил ее Тони, и Мэгги вместо поцелуя еще раз легко прикоснулась рукой к лысой и прекрасной детской головке.
* * *
Они вышли из отделения онкогематологии и направились к лифтам, чтобы спуститься на девятый этаж, где соединялись все три части медицинского комплекса: Орегонский университет медицины и естественных наук, Детская больница Дорнбеккера и Портлендский медицинский центр для ветеранов. Из надземного перехода была видна паутина тросов канатной дороги, непрерывно доставлявшей служащих, пациентов и посетителей с Макадам-авеню к больнице и обратно.
В корпусе университетской больницы Мэгги опять прошла к лифту и поехала вниз.
— Спасибо, Тони, — тихо произнесла она, чтобы было слышно ему одному. — Мне надо было повидать ее сегодня.
— Ну что ты, — ответил он. — Она настоящее сокровище.
— Ты себе даже не представляешь какое, — отозвалась Мэгги.
Она, конечно, была права: Тони не представлял. Но все же отчасти чувствовал.