Гарри устал и замерз. Он заснул у нее на плече. Это оказалось очень кстати. Он не увидел медведя, который лежал в пещере. Хэлли замерла. Она прерывисто дышала. У нее было две возможности: выйти из пещеры обратно под снег и ветер и замерзнуть вместе с Гарри или лечь рядом со спящей медведицей и согреть их иззябшие тела. Хэлли выбрала второе. Большая медведица казалась мертвой, хотя посапывала. Она не пошевелилась и не открыла глаз. Рядом лежали два детеныша, один мертвый, другой живой, он сосал молоко.
Хэлли приложила Гарри Партриджа к соску медведицы и велела ему пососать молока. В полусне он послушался и снова заснул. Медвежонок пискнул, толкнул пришельца, а потом снова принялся сосредоточенно сосать. Хэлли тоже подкрепилась медвежьим молоком. Она никогда не пробовала ничего сытнее и вкуснее. Медвежье молоко согрело ее до глубины души. Пока Гарри, медведица и медвежонок спали, Хэлли стояла у входа в пещеру и смотрела. Снежинки плавно кружились в воздухе, и мир вокруг казался сказочным. Хэлли ощутила присутствие волшебства. Казалось, вот-вот что-то должно случиться.
Она принесла мертвого медвежонка в лагерь, волоком притащила по снегу замерзшую тушку. Это было тем более нелегко, потому что она несла спящего Гарри, перебросив его через плечо. Она была гораздо сильнее, чем казалась с виду. Только не стала помогать, когда свежевали тушу и готовили мясо. Она стояла снаружи и смотрела на гору. Она ненавидела этот дом и этих людей. Она ненавидела их слабость и их жадность. Гарри проснулся и вышел постоять рядом с ней. Их приключение он помнил смутно — только то, что они заблудились, а потом нашли дорогу домой.
Собравшись в пещеру в следующий раз, Хэлли позаботилась о том, чтобы Гарри не увязался за ней. Она любила его как родного сына, но не хотела, чтобы он проболтался о пещере. Хэлли прихватила ведро для молока. Остальным она соврет, что встретила в лесу заблудившуюся корову, а они от голода поверят любой глупости, какую бы она ни сказала. Ей не хотелось, чтобы эти кретины нашли пещеру и убили спящую медведицу с медвежонком.
Она взяла ружье, и теперь уже никто не сказал, что женщина не создана для охоты. В лесу ее насторожил какой-то шум. Невольно подумалось про волков. Недалеко от пещеры у нее перехватило горло от увиденного, страх не улетучился и когда она все разглядела как следует. Какой-то человек, насвистывая под нос, разбивал лагерь, ставил палатку. Хэлли приходилось иметь дело с такими типами. Она вскинула винтовку и взвела курок. Незнакомец обернулся, услышав щелчок. Это был охотник, который проверял капканы. Он поднял руки вверх и крикнул что-то по-французски — этот язык Хэлли узнавала, но не понимала. Он потянулся к подставке, которую выложил из камней, на ней он разложил свое имущество. Незнакомец вытащил несколько освежеванных кроликов и предложил ей. «Pour vous, — сказал он. — Ici». Как будто она могла понять его. Но она догадалась, что он имеет в виду. Кролики обеспечат их пропитанием не на один день. Хэлли подошла ближе. Она чувствовала себя как зверь, привлеченный запахом крови. У нее с головы соскользнул платок. Только тут охотник сообразил, что перед ним женщина.
Хэлли взяла кроликов. Она не считала, что можно брать что-то просто так, даром, и протянула охотнику свое обручальное кольцо. Она так исхудала, что все равно оно рано или поздно соскользнет с пальца и потеряется.
Заметив озадаченный взгляд охотника, она сказала:
— Бери, бери. Это чистое золото. А теперь уходи отсюда.
Она замахала руками, пытаясь объяснить ему, чего хочет. Она чувствовала, что должна встать на защиту — не людей в холодной деревянной избушке, а медведей в пещере.
— Иди, иди, откуда пришел. Здесь нельзя ставить палатку.
Мужчина кивнул. Его звали Флинн. По-французски он заговорил потому, что в эти горы чаще всего приходили охотники из Канады, и он подумал, что Хэлли тоже оттуда. Сам-то он был из Олбани и прекрасно понимал каждое слово Хэлли.
Он сделал вид, что уходит, а сам спрятался за соснами. Скрытый их ветвями, он проследил, как Хэлли зашла в пещеру, а потом вышла с ведром молока. Им овладело любопытство. А еще он был возбужден, несмотря на мороз и странность происходящего. Он ощутил смутное влечение к этой незнакомке, то влечение, какое мужчина может испытывать по отношению к женщине, которую видит впервые в жизни.
Мужу Хэлли скажет, что кольцо, наверное, соскользнуло с пальца, когда она доила корову, которая — Хэлли поклянется в этом — повстречалась ей в лесу. Только стоя в расщелине рядом с замерзшим водопадом, который Хэлли называла водопадом Дохлого мужа, Флинн проверил кольцо на зуб, чтобы понять, из чего оно сделано. Кольцо и точно было золотое.
Охотник подстерег Хэлли и пошел следом за ней. Она обернулась и спросила, что он задумал, вместо ответа он обнял ее и притянул к себе. Он начисто забыл про свою жизнь в Олбани. Хэлли не походила на других женщин. Она поддалась искушению. Но прежде, чем он овладел ею, она взяла с него слово, что он никогда не убьет медведицу. Он рассмеялся, но Хэлли настаивала. Она уже вошла в его палатку и снимала пальто, что ему оставалось делать? Просьба была дурацкая, и он, как дурак, дал слово. Он проник сначала к ней под одежду, потом в ее тело. Когда все было кончено и он откинулся на спину, Хэлли встала и ушла. Умиротворенная, подошла она к горе. Медведица-мать спала в пещере. Медвежонок, ковыляя, подошел к Хэлли и свернулся калачиком. Он запомнил ее и поджидал. Она погладила медвежонка, спела ему песенку и на время забыла обо всем, что с ней было и что ей еще предстоит. Вполне понятно, что Флинн испытал укол ревности, когда Хэлли покинула его. Повернувшись, он увидел ее спину и подумал: кого же она любит на самом деле?
Той зимой Хэлли Брэди спасла своих спутников от голодной смерти. Но вместо благодарности они, похоже, прониклись страхом, стали бояться ее, словно каждый из них был всего лишь человеком, а она — больше чем человеком. Женщины при ее приближении обрывали разговор. Мужчины откровенно сторонились Хэлли, и ее собственный муж в том числе. Но это не огорчало Хэлли, она не расстраивалась. Наоборот, при любом удобном случае старалась избавиться от их общества. Ее жизнь теперь протекала у горы. Хэлли нашла место, где могла укрыться, где иное царство кажется близким — вот только руку протяни. Скоро она и в темноте могла отыскать дорогу к горе.
Когда Гарри исполнилось семь лет, Хэлли испекла ему на день рождения пирожок из кукурузной муки и медвежьего молока. Весна была на подходе. Снег начал подтаивать, и на проталинах появилась болотная капуста — вполне съедобная, если варить ее подольше, а поднося ко рту, зажимать нос. В реке под истончившимся льдом вывелись молодые угри, их готовили в собственной коже, и мясо получалось очень нежным. На болоте — Хэлли назвала его болотом Дохлого мужа, о чем по секрету сообщила Гарри, — показались первые побеги дикой спаржи.
Флинн поджидал ее сразу за вырубкой. Он никогда не подходил так близко к месту их обитания. Они встречались всю зиму, и каждый раз после соития она убегала, предоставляя ему в одиночестве дивиться ее характеру. В тот день Флинн сказал, что медведи начали пробуждаться от спячки. Это значит, ему нужно возвращаться в Олбани, где у него — он только сейчас признался в этом Хэлли — осталась жена. Он любит Хэлли, по-настоящему любит, но ведь в горах можно только охотиться, жить он здесь не может. Хэлли прекрасно понимала, что Флинн не вернется к ней. Олбани очень далеко, а для того, чтобы ставить капканы, есть много мест и получше здешних. Хэлли не взглянула на него, когда он прощался. Она уже знала, что внутри у нее происходит что-то необычное. Но чего ради умолять его остаться? Оглядываясь назад, на зиму, которую они провели вместе, она понимала, что будет очень скучать.