— Ты играла прекрасно, — убеждала ее Кэт, когда пьеса закончилась. — Ты была лучшим Привидением, которое я видела.
Спектакль играли на сцене открытого театра, возводимого на лужайке один раз в году. Кэл Джейкоб тоже был тут, стоял в траве. После случая в лесу он стал вести себя спокойней. Когда к нему обращались, переминался с ноги на ногу и смотрел в сторону. Сейчас, улучив подходящий момент, он подошел поговорить с Кэт.
— Это и правда было чудовище, — тихонько сказал он. Ему давно хотелось поговорить с Кэт. Он знал, что больше ему никто не поверит.
Рядом с театром устроили аттракционы — чертово колесо, карусель, электромобили. На деревьях были развешены гирлянды лампочек.
— Чудовищ не существует, — ответила Кэт.
Кэл упрямо тряхнул головой.
— А я говорю — чудовище.
— Нет. Никакое он ни чудовище.
— Ладно. — Кэл дернул плечами и постучал носком ботинка о землю. Ясно было, что он остался при своем мнении. Кэт положила руки ему на плечи.
— Послушай меня, — сказала она. — Это человек.
В другой раз к корзине с едой она добавила записку. И сразу побежала домой смущенная, ее лицо горело. Она была сама не своя. Она не понимала, что у нее на уме и почему она так стремится увидеть незнакомца. Лето подходило к концу, темнеть стало раньше. Кэт чувствовала, что ее жизнь разделилась надвое в тот день, когда Кэл потерялся в лесу. Она могла бы заняться совсем другими делами — сидеть дома и читать, или бродить с подружками по городу, или поехать в гости к кузену в Кембридж. Вместо этого она снова и снова наведывалась на трассу номер семнадцать.
Скоро должны были начаться занятия в школе, и Кэт чувствовала что-то вроде отчаяния. В записке, которую она оставила, были четкие указания. В назначенный день и час она отправилась на Ленточный луг. Место встречи находилось в дальнем конце сада. Сезон урожая закончился, и в саду никого не было. Кэт шла по высокой траве. Он ждал ее, спрятавшись. Он посмотрел на нее так, словно она была сном, подобно ночному спящему городу, сном столь далеким, что ему не оставалось ничего другого, как только смотреть на него из темноты. Когда она подошла ближе, он попросил ее остановиться, и она подчинилась. Она села в высокую траву, скрестив ноги.
— Что теперь? — окликнула она.
— Закрой глаза, — попросил он.
Она подчинилась, и он подошел и сел рядом.
Кэт подняла лицо и бросила взгляд сквозь зажмуренные веки, но смогла увидеть только темный силуэт.
— Можно открыть глаза?
— Нет, — рассмеялся он.
— Это же глупо, — рассердилась Кэт, потом добавила: — Ну, хорошо. Я не буду смотреть на тебя.
Она согласилась, чтобы он не ушел. С закрытыми глазами она назвала свое имя и попросила, чтобы он сказал свое.
Он пристально смотрел на ее прекрасное лицо. Колебался. Он никогда не называл себя по имени. Для себя он был просто «я».
— Мэтью Джеймс, — сказал он.
«Мэтью» — так называла его тетка. «Джеймс» он ляпнул наобум. Он проезжал город, который назывался Джеймстаун, и, может, поэтому ему пришла на ум такая фамилия. Раньше он никогда не интересовался своей фамилией.
— Мэтью Джеймс, — с удовольствием повторила Кэт.
Он рассказал ей о доме, который строил, и о книгах, которые у него были. Он дочитал все романы и сейчас принялся за научно-фантастические журналы, которые брал в «Автозете». Она пообещала, что принесет ему книг из библиотеки, а еще ручку и бумагу и вообще все, что ему нужно. Она не спрашивала его, почему он не живет в поселке или в городе, она и так понимала. Он всем чужой. Прощаясь с ним, она почувствовала, что стала старше, как будто, пока они сидели на траве, время изменило свой ход и знакомство с ним заставило ее повзрослеть в течение одного вечера. Она открыла глаза и смотрела ему вслед. Издалека он выглядел как обычный молодой человек высокого роста. Он обернулся помахать ей, когда решил, что отошел достаточно далеко и она не сможет разглядеть его лица. Но она смогла.
Первая зима была самой тяжелой. Несколько дней он не выходил из дома. Снег падал и падал без остановки, а он сидел дома и читал книги, которые она принесла ему из библиотеки. Ему нравились бунтовщики. Лоуренс, Достоевский, Миллер, Кафка. В дождевой бочке он растапливал снег и кипятил воду для чая или кофе. Впоследствии ему стало казаться, что этими зимними вечерами у него возникло чувство собственного дома. Из бревен и камней он смастерил гантели, чтобы поддерживать спортивную форму. В ясные дни совершал дальние прогулки. Сделал прорубь во льду и ловил в ручье рыбу. Он подолгу сидел на корточках, подстерегая момент, когда в воде мелькнет серебристый силуэт.
Он ждал встреч с ней, зимой — редких, начиная с весны — более частых. Он уже забывал предупреждать ее, чтобы она закрывала глаза, а может, она забывала закрыть. Как-то раз, когда они бродили по лесу, Кэт взяла его за руку. Он вспыхнул и отвел глаза. Он попросил ее больше этого не делать. Разве возможно, чтобы волосы были такими рыжими? В лесу она распускала их, от желания и он забывал слова. Разве это возможно, чтобы она приходила к нему? Почему она разыскала его? Он думал: может, он вообразил ее точно так же, как чья-то злая фантазия вообразила его? Она промолчала в ответ на его просьбу не прикасаться к нему, не разжала губы. Затем он предложил ей пойти домой, и она огорчилась. Она шла домой через сад, расстроенная тем, что он отослал ее. Она наломала веток с набухшими почками и поставила их в своей спальне в вазу. Она сказала себе — все, хватит. Ничего хорошего из этих гуляний по лесам, из игр в любовь не выйдет. Она сказала себе — все, пора вернуться в свою колею. Как-никак это последний год в школе, на кону ее будущее. Всю ночь ей снились яблоки. Проснувшись наутро, она продолжала думать о нем.
Она подала документы в Уэллсли, но ехать туда не хотела. Мать и тетя усадили ее и долго убеждали, что она должна это сделать ради собственного блага. Они понимали: с Кэт творится что-то неладное. Эта ее мрачность, и стремление к одиночеству, и нежелание встречаться с друзьями. Она устроилась на лето работать в библиотеку, приходила домой с охапками книг и по ночам запиралась у себя в комнате. Однажды ее кузен Генри приехал из самого Кембриджа, чтобы свозить ее в Ленокс в кино, а привезя обратно домой, сообщил ее маме и тете, что у него такое впечатление, будто она была не с ним.
Тем же летом Ханна нашла в саду кость, чему очень удивилась. Она работала в этом саду всю свою жизнь и никогда не находила ничего необычного. Она не была склонна верить в сглазы и заклятья, но тут у нее заскребло на душе: вот же она, перед ней, белая гладкая кость. Мать Кэт и тетя Ханна перекопали участок сада и обнаружили другие кости. Ходили слухи, что когда-то давно на этом месте находилось кладбище. Возможно, это плохое предзнаменование. Они снова предали земле найденные кости, потом вырвали сорняки. Затем заперли ворота в сад и решили, что нужно этим летом дать саду отдохнуть. Кэт лишилась свежих овощей, которые носила в лес. Вместо этого она копила деньги, которые получала в библиотеке, и покупала продукты в «Автозете». Однажды она испекла торт. Мать заметила, как она идет по дороге с жестяной коробкой для торта в руках. Так она догадалась, что Кэт ходит к мужчине.