— Тогда мне надо с ними поговорить, — заметила Тильда. — Мы благодарны за любые советы.
— Начни с Джона в Стенвике, он мой приятель. Передавай ему привет.
— Передам.
— И спроси про незнакомые машины. Он наверняка их запомнил. Потом поезжай к Эдле и Дагмар и спроси то же самое. Так у тебя будет информация по всем дорогам на острове.
— Спасибо, — сказала Тильда, разглядывая список.
Она снова взялась за диктофон.
— Герлоф… О чем ты думаешь, когда вспоминаешь Рагнара?
— Рагнар… — после паузы произнес Герлоф. — Ему нравилось ездить на моторке и проверять невод осенью. Нравилось заманивать в сети разными приманками самок угрей и ловить их по ночам.
— Самок?
— Едят только самок угрей, — улыбнулся Герлоф. — Самцы слабые и никому не нужны.
— Совсем как у людей, — сказала Тильда, грустно усмехнувшись.
16
— Папа, а когда Рождество? — спросила Ливия, когда он укладывал ее спать.
— Скоро, через месяц.
— Через сколько дней?
— Через… — Йоаким взглянул на висевший над кроватью Ливии календарь, с которого улыбалась Пеппи Длинныйчулок. — Через двадцать восемь дней.
Ливия с задумчивым видом кивнула.
— Почему ты интересуешься? — спросил Йоаким. — Ждешь подарков?
— Нет, но мама ведь тогда вернется домой?
Йоаким помолчал и медленно произнес:
— Не уверен.
— Вернется.
— Нет, боюсь, что не вернется.
— Вернется. Мама вернется на Рождество! — крикнула Ливия и натянула на глаза покрывало, давая понять, что больше не собирается разговаривать.
Недавно Йоаким обнаружил новую особенность у Ливии: она спала спокойно две ночи подряд, но на третью обязательно просыпалась и начинала его звать.
— Папа!
Обычно это происходило в час или два ночи, и, как бы крепко ни спал Йоаким, он сразу вскакивал с постели. И не только он один. Крики Ливии будили и Распутина тоже. Проснувшись, кот запрыгивал на подоконник и всматривался в темноту, словно следя за кем-то.
— Папа!
Хоть какой-то прогресс, подумал Йоаким, направляясь в спальню Ливии. Наконец она перестала звать во сне Катрин.
В который раз он присел на край постели и погладил Ливию по спине. Дочка продолжала лежать лицом к стене, погруженная в сон. Йоаким стал ждать, когда Ливия заговорит. И, как обычно, спустя несколько минут она произнесла монотонным голосом:
— Папа?
— Да, — тихо ответил он. — Ты кого-то видишь, Ливия?
Не поворачиваясь, она сказала:
— Маму.
На этот раз Йоаким был готов к этому, но по-прежнему не знал, спит дочь или бодрствует. Как не знал он и того, полезен ей или вреден этот разговор. Да и ему тоже.
— Где она? — продолжал он, несмотря ни на что. — Где мама?
Ливия слегка приподняла правую руку и махнула. Йоаким обернулся, но, разумеется, ничего не увидел. Он снова посмотрел на дочь:
— Катрин… мама хочет мне что-то сказать?
Никакого ответа. Он никогда не получал ответа на свои вопросы.
— Где она? — спросил он снова. — Где мама, Ливия?
Никакого ответа.
Йоаким задумался, потом медленно проговорил:
— Что мама делала на дамбе? Зачем она туда пошла?
— Она хотела узнать….
— Что узнать?
— Правду.
— Правду? От кого?
Ливия промолчала.
— Где сейчас мама? — спросил он.
— Рядом.
— Она в доме?
Ливия молчала, но Йоаким чувствовал, что Катрин нет в доме. Она держалась в отдалении.
— Ты можешь с ней поговорить, Ливия? — спросил он. — Мама тебя слышит?
— Она смотрит.
— Она нас видит?
— Может быть.
Йоаким затаил дыхание. Ум его метался в поисках правильного вопроса.
— Что ты сейчас видишь, Ливия? — сказал он.
— Там кто-то есть на берегу… У маяков.
— Это, наверно, мама. Она….
— Нет, — ответила Ливия. — Это Этель.
— Что?
— Это Этель.
Йоаким похолодел.
— Нет, не может быть, — прошептал он.
— Да.
— Нет, Ливия! — громко произнес он, почти крикнул.
— Этель хочет поговорить.
Йоаким не мог даже рукой шевельнуть от страха.
— Я не хочу с ней говорить. Не хочу… — выдохнул он.
— Она хочет.
— Нет.
Сердце бешено колотилось в груди Йоакима, во рту у него пересохло.
— Она не может быть здесь.
Ливия молчала.
— Этель в другом месте… Она не может быть здесь, — повторил Йоаким.
Ему хотелось сбежать, бежать как можно дальше от детской комнаты, но он продолжал сидеть на краю постели Ливии, скованный страхом. Но то и дело помимо воли посматривал на приоткрытую дверь.
В доме было тихо.
Ливия лежала неподвижно под одеялом, отвернувшись от Йоакима. В темноте слышно было ее легкое дыхание.
Наконец он нашел в себе силы встать и выйти в темный коридор.
Ночь была ясной. Луна выглянула из-за облаков и теперь заливала бледным светом двор. Но Йоаким боялся подойти к окну. Боялся увидеть там женщину с тощей фигурой и разъяренным лицом. Опустив глаза в пол, он прошел в прихожую, где обнаружил, что входная дверь открыта. Почему он всегда забывает ее запереть? С сегодняшнего дня это должно войти в привычку. Йоаким быстро запер дверь, стараясь не смотреть в окно. Вернувшись в спальню, он взял с подушки ночную сорочку Катрин и крепко к себе прижал.
В ту ночь Йоаким решил больше не расспрашивать Ливию об ее снах. Слишком боялся он услышать ответ, да и не стоило поощрять и без того богатое воображение дочери.
В пятницу утром он отвез детей в Марнэс и продолжил заниматься ремонтом на первом этаже. Но, работая, он вел себя очень странно. Передвигаясь по дому и двору, Йоаким разговаривал со своей покойной сестрой.
Выйдя в кухню, он крикнул:
— Этель, тебе нельзя оставаться здесь!
Со стороны это могло показаться смешным, но Йоакиму было не до смеха. Потому что он чувствовал в эту минуту только невыносимое одиночество. Затем он вышел во двор и, обращаясь к морю, сказал:
— Этель, прости… но тебя здесь не ждут.