— Нет, на Эланде. Как дела?
— Нормально. Хорошо, что позвонил.
Йоакиму показалось, что голос у Микаэля немного напряженный. Может, ему стыдно за свои страхи?
_ — Ты здоров, Микаэль? — спросил он. — Как дела на фирме?
— Все хорошо. Куча новых проектов. Много дел накануне Рождества.
— Хорошо. Я только хотел убедиться, что у тебя все нормально. Вы так быстро уехали тогда…
— Да. — Микаэль помолчал и прибавил: — Извини, что так получилось. Не знаю, что это было. Я проснулся посреди ночи и больше не мог заснуть…
Последовала пауза.
— Лиза сказала, что тебе приснился кошмар, — сказал Йоаким. — Как будто кто-то стоял рядом с кроватью и смотрел на тебя.
— Она так сказала? Я ничего не помню.
— Ты не помнишь, что тебе снилось?
— Нет.
— Я не видел ничего необычного на хуторе, но я временами чувствую что-то странное, — признался Йоаким. — И на сеновале в коровнике я нашел стену, где…
— А как дела с ремонтом? — перебив его, сказал Микаэль.
— Что?
— Ты наклеил обои?
— Почти.
Йоаким понял, что Микаэлю совершенно не хотелось обсуждать с ним странные вещи, творившиеся на хуторе. Что бы с ним ни случилось той ночью, он решил это забыть.
— Как вы собираетесь отмечать Рождество? — спросил Йоаким, меняя тему. — Дома останетесь?
— Наверно, поедем на дачу. А Новый год отметим дома.
— Надеюсь, увидимся.
Больше продолжать разговор не имело смысла. Йоаким положил трубку и посмотрел в окно на тонкую ледяную пленку на море и пустой пляж. Здесь было так безлюдно, так одиноко. Внезапно ему захотелось вернуться на оживленные улицы Стокгольма.
— На хуторе есть потайная комната, — сказал Йоаким Мирье Рамбе, когда навестил тещу по ее приглашению вместе с детьми. — Комната без дверей.
— Вот как? Где же?
— На сеновале. Довольно большая. Я измерил шагами. Метра четыре в длину. Ты знала о ней?
Мирья покачала головой:
— С меня хватило и стены со всеми этими именами.
Она откинулась на спинку дивана и поднесла к губам чашку с кофе. Потом нагнулась вперед и достала из-под стола бутылку водки.
— Будешь? — предложила она, посмотрев на Йоакима.
— Нет, спасибо, я не употребляю алкоголь…
Мирья расхохоталась.
— Тогда я выпью и твою порцию тоже, — сказала она, наливая водку в стакан.
Мирья жила в просторной квартире по соседству с собором в Кальмаре. Ливия и Габриэль наконец-то познакомились с бабушкой. Они нервничали, когда входили в квартиру. Ливия с подозрением оглядела скульптуру обнаженного мужчины в прихожей. С собой у девочки были Форман и два плюшевых мишки, которых тоже познакомили с бабушкой. Мирья показала гостям ателье со стенами, увешанными пейзажами Эланда. На всех картинах небо было голубым и безоблачным.
Поведение Мирьи, никогда раньше не интересовавшейся внуками, казалось Йоакиму в высшей степени странным. После кофе с пирожными она попыталась усадить Габриэля себе на колени, и в конце концов ей это удалось. Но мальчик просидел так не больше минуты, а потом убежал к Ливии в гостиную смотреть телевизор.
— Остались только мы, — вздохнула Мирья.
— Так спокойнее, — кивнул Йоаким.
На стенах в столовой висели две картины Торун, изображавшие шторм. На обеих было изображено, как шторм приближается к острову, готовый накрыть черным покрывалом маяки Олуддена. Как и картина у Йоакима дома, это были зимние пейзажи, мрачные и тревожные.
Йоаким искал взглядом следы Катрин. Ей всегда нравились светлые тона, мать же оклеила стены темными обоями в цветочек, закрыла окна тяжелыми шторами и застелила полы персидскими коврами. Даже мягкая мебель была из черной кожи. У Мирьи не было ни фотографии Катрин, ни снимков других ее детей. Зато Йоаким насчитал с десяток больших и маленьких портретов самой Мирьи. На некоторых из них она была с мужчиной лет на двадцать моложе нее, с растрепанными светлыми волосами и жидкой бородкой.
Мирья проследила за взглядом Йоакима и, кивнув, сказала:
— Ульф. Он ушел играть в хоккей, вот почему вы его не застали.
— Так ты живешь с этим хоккеистом?
— А тебя это шокирует?
Йоаким молча покачал головой.
— Хорошо, потому что не все такие, как ты. Даже Катрин думала, что женщины в моем возрасте не нуждаются в сексе. Но Ульф не жалуется, а я и подавно.
— Скорее ты им гордишься.
— Не без этого, — сказала Мирья со смехом. — Любовь слепа.
Сделав глоток кофе, она зажгла сигарету.
— Женщина-полицейский из Марнэса продолжает расследование, — сказал Йоаким. — Она мне пару раз звонила.
Ему не было нужды объяснять, какое расследование он имеет в виду.
— Вот как… — произнесла Мирья.
— Конечно, Катрин это не вернет, но может дать ответы на вопросы.
— Я знаю, почему она утонула, — внезапно сказала Мирья.
Йоаким поднял глаза:
— Знаешь?
— Все дело в хуторе.
— Хуторе?
Мирья засмеялась сухим злобным смехом.
— На этом доме проклятие, — заявила она. — Он приносит несчастье и разрушает жизни всех семей, отважившихся в нем поселиться.
Йоаким посмотрел на тещу и произнес с недоумением:
— Как можно обвинять во всем дом?
Мирья затушила сигарету.
Йоаким решил сменить тему разговора.
— На следующей неделе у меня будут гости, — сказал он. — Старик, который много знает об истории этих мест. Герлоф Давидсон. Ты его знаешь?
— Нет, — ответила Мирья, покачав головой. — Но его брат Рагнар жил по соседству с хутором. Его я знала.
— Вот как… Герлоф обещал рассказать мне историю Олуддена.
— Я тоже могу рассказать, если тебе так интересно.
Она снова отпила кофе с водкой. Глаза Мирьи подозрительно блестели: видимо, спиртное уже начало действовать.
— Как вы оказались на Олуддене? — спросил Йоаким. — Ты и твоя мать?
— Арендная плата была низкая. А это было самое важное для мамы. Она покупала краски и кисти на свою скромную зарплату уборщицы, и нам постоянно не хватало денег.
— Хутор уже тогда был в таком плачевном состоянии?
— Да. Он тогда по-прежнему принадлежал государству, но время от времени сдавался в аренду за небольшие деньги… каким-нибудь крестьянам, которые не собирались в него вкладываться. Мы с мамой единственные согласились жить в пристройке зимой.