Или это какой-то дух просочился в квартиру через чертову спиритическую планшетку братьев Серелиус. В те вечера, когда они сидели за кухонным столом, уставившись на идиотский стакан под пальцем Томми, Хенрик явно ощущал в комнате чье-то присутствие.
Но что бы это ни было, оно действовало Хенрику на нервы. Каждый вечер он бродил между прихожей и спальней, не в силах заставить себя выключить свет и лечь спать. Ему было страшно. По-настоящему страшно.
В отчаянии Хенрик даже позвонил своей бывшей девушке Камилле. Они не разговаривали несколько месяцев, но, похоже, она была рада его звонку. Они проговорили целый час.
В последние три дня нервы у Хенрика были на пределе, и появление на пороге Томми и Фредди не улучшило ситуацию. На Томми были солнечные очки. Руки его нервно подергивались, когда он сказал:
— Впусти нас.
Эту встречу нельзя было назвать радостной. Хенрик ждал, что братья Серелиус отдадут ему его долю, но, как оказалось, им не удалось продать ничего из награбленного. Зато они хотели совершить еще один налет, против которого был Хенрик. Более того, он не мог сейчас ничего обсуждать с ними, поскольку был занят, о чем и сказал.
— Да брось ты, — проговорил Томми.
— Кто там? — спросила Камилла из комнаты. Братья вытянули шеи, чтобы разглядеть обладательницу женского голоса.
— Это мои приятели, — сказал через плечо Хенрик. — Из Кальмара. Они ненадолго.
Томми опустил очки и пристально посмотрел на Хенрика. Увидев выражение глаз Томми, Хенрик тут же вышел на лестничную клетку, прикрыв за собой дверь.
— Поздравляю! — сказал Томми. — Старая или новая?
— Это моя бывшая девушка, Камилла, — тихо произнес Хенрик.
— Она что, снова с тобой?
— Я позвонил ей, — ответил Хенрик. — Но она сама предложила встретиться.
— Как мило, — сказал Томми без тени улыбки. — И что мы теперь будем делать?
— С чем?
— С нашим сотрудничеством?
— Оно закончено. Осталось только поделить деньги.
— Нет.
— Да.
Они в упор посмотрели друг на друга.
— Мы не можем обсуждать это на лестнице, — сказал Хенрик. — Пусть один из вас зайдет.
Фредди неохотно пошел обратно к фургону. Хенрик втянул Томми в кухню и закрыл за ними дверь. Понизив голос, он проговорил:
— Давай закончим сейчас. И вы сразу уедете.
Но Томми по-прежнему больше интересовала Камилла, чем работа, и он громко спросил:
— Так она снова тут живет? Вот почему у тебя такой чертовски усталый вид?
Хенрик покачал головой:
— Нет, не в этом дело. Я не могу спать.
— Совесть заела, — усмехнулся Томми. — Но старик выживет. Они его подлатали.
— А кто его покалечил, вспомни!
— Ты его и покалечил. Ты пнул его, помнишь?
— Ты спятил? Я же был в прихожей все время.
— Ты ему всю руку расплющил своим сапогом, Хенке. Если нас найдут — всех засадят.
— Заткнись! — Хенрик бросил взгляд на закрытую дверь и, снова понизив голос, сказал: — Я не могу это сейчас обсуждать.
— Ты хочешь деньги или нет?
— Конечно хочу. Но только свою долю. Мне больше не надо.
— Как же не надо? А девчонка? Такие дорого обходятся.
Хенрик со вздохом произнес:
— Дело не в деньгах. Нам нужно срочно избавиться от краденого. Надо все продать.
— Мы и продадим. Но сперва провернем последнее дельце. Съездим на север, на тот хутор.
— Какой еще хутор?
— Хутор с картинами, о котором говорил Алистер.
— Олудден, — тихо сказал Хенрик.
— Вот именно. Какой вечер тебе подходит?
— Погоди… Я был там летом. Там нет никаких картин. И кроме того…
— Что?
Хенрик молчал, вспоминая пустынные комнаты Олуддена. С Катрин Вестин было приятно работать. Она жила там одна с двумя маленькими детьми. Но сам дом производил гнетущее впечатление, несмотря на то что Вестины все там прибрали и перекрасили. Ему не хотелось туда возвращаться, особенно сейчас, в декабре.
— Ничего, — ответил он. — Но я не видел там никаких картин.
— Наверняка они их прячут, — предположил Томми.
В комнате раздался стук. Хенрик дернулся. Но это стучали в дверь. Он открыл. За дверью стояла Камилла. Выражение лица у нее было обеспокоенное.
— Вы закончили? — спросила она. — Если нет, может, лучше я пойду домой, Хенрик?
— Закончили, — кивнул он.
Камилла была невысокой и хрупкой девушкой, почти на две головы ниже мужчин. Томми вежливо улыбнулся ей и протянул руку.
— Привет, я Томми, — произнес он таким любезным тоном, какого Хенрик раньше никогда у него не слышал.
— Камилла. — Девушка пожала протянутую руку.
Кивнув Хенрику, Томми пошел к выходу.
— Созвонимся, — сказал он на прощание.
Заперев дверь за Томми, Хенрик прошел в комнату и сел на диван рядом с Камиллой. Они снова включили фильм, который смотрели до прихода незваных гостей.
— Ты думаешь, мне стоит остаться, Хенрик? — спросила Камилла, когда фильм закончился. Часы показывали одиннадцать.
— Если хочешь, конечно, оставайся.
В полночь они лежали рядом в постели, и Хенрик чувствовал себя так, словно последних шести месяцев не было. Просто чудо, что Камилла вернулась. Теперь все было так, как и должно было быть. Оставалось только решить проблему с братьями Серелиус.
И этим странным стуком в стене.
Хенрик прислушался, но в комнате слышалось только ровное дыхание Камиллы, заснувшей сразу, как только они легли. Тишина. Никакого стука.
Хенрику не хотелось о нем думать. Не хотелось думать ни о стуке, ни о братьях Серелиус, ни об Олуддене.
Камилла вернулась, но по-прежнему было непонятно, какие чувства она к нему испытывает. Хенрик не решался спросить. Но, в любом случае, она больше не жила с ним. А вернувшись с работы следующим утром, Хенрик нашел квартиру пустой. Он позвонил Камилле, но она не взяла трубку.
Вечером он снова лежал один в постели, но стоило ему погасить свет, как из прихожей донесся стук. Он шел прямо из стены. Упорный и раздражающий.
Хенрик приподнял голову с подушки.
— Заткнитесь! — прокричал он в темноту.
Стук прекратился, но через секунду возобновился.
Зима 1959 года
Пятидесятые. Зима близится к концу, но наш рассказ только начинается. Рассказ о Мирье и Торун в Олуддене, картинах и снежной буре. Мне было шестнадцать, когда мы приехали на хутор. У меня не было отца, но у меня была Торун. Она научила меня тому, чему должны научиться все девушки: никогда не зависеть от мужчины.