Некоторые зависимости больше, другие меньше. Иногда по тому, от чего зависим человек, можно определить его общественный статус, состояние, культурный уровень и образование.
Можно ли сравнивать меломана и алкоголика? Обжору и влюбленного в свое дело искусствоведа? Наркомана и библиофила?
А если не сравнивать – но создать единое целое? Когда искусство оказывается наркотиком, а наркоман – творцом? Со всеми побочными эффектами, чтобы эйфория сменялась ломкой, а восхищение идеалом соседствовало с абсолютно потребительским отношением к нему?..
Праздник. Да я уже и не помню, что это такое, – все работа, работа… Годы и десятилетия складываются картонным замком из простого, скучного желания жить как все, не отстать, вырваться, оторваться, не дать догнать.
Что там – в жестоком реальном мире, что здесь – в тонкой нереальности, построенной прожженными дельцами, наживающимися на больных, – везде все одинаково.
А так хочется расслабиться, отдохнуть и, пока все беснуются в этот дурацкий день, просто погулять с Аськой по городу, постоять на каком-нибудь мостике под сенью каштанов… Но – не время. Сегодня княгиня появится на публике, можно будет попробовать напроситься на аудиенцию.
– Три сырка с ананасами и пакет кефира.
Пока продавщица искала сырки, я поправил карнавальный костюм. Надо было самому проследить за судьбой заказа, вот ведь – переложил на Бюро, и эта тряпка оказалась на пару размеров меньше! Да еще норовила собраться складками в подмышках, открывая голое пузо – не лучшее зрелище в этой вселенной.
– Если нет с ананасами, давайте с курагой.
Вечерело. Часы на ратуше еще можно было различить, а вот стрелки скрылись в сумраке. Быстрым шагом я прошел через площадь, швейцар распахнул передо мной двери, и сразу же на шею – будто ждала – валькирией кинулась Аська.
– Джули, милый, наконец-то! – Голубой шелк платья идеально подходил к ее васильковым глазам, у меня даже сердце защемило. – Ой, а что у тебя за костюм? Ты уверен, что это двадцатый век?
– Костюм супермена. – Я крутанулся на месте, и подлая тряпка снова поползла вверх. – Человек-барсук, что ли. Он терроризировал небоскребы, подгрызая их у основания.
– Ой, ты такой смешной! На животе у тебя нарисован бобер, а никакой не барсук. – Она схватила меня за руку и потащила наверх по широкой лестнице. – Но как-то мне сомнительно, чтобы в то время трусы носили поверх штанов. Кроме того, желтый с красным не сочетаются.
Я попытался опустить прорезиненную тряпку на место, но она сопротивлялась. Плохо получалось еще и потому, что в руке, которой я проделывал этот трюк, был пакет с едой.
– …а Ленка ему и говорит: пока, мол, не разведешься, никакого секса! Он ей: ну как же я разведусь, жена-то, мол, там, а я-то здесь, час связи обходится в пять тысяч, и вообще глупо это, ну что тебе стоит, и все такое. Она – нет, и ни в какую! И вот он, дурак старый, звонит, пытается развестись, а жена объявляет его сумасшедшим и замораживает все счета. Ленка как узнала, тут же на попятный, а он ей: ты, мол, дура и на фиг мне теперь не нужна. С женой договорился, та ему один счет оставила и наверняка потихоньку, на всякий случай, готовит документы, что он все же сошел с ума…
В зале собралось человек триста; большинство в классических платьях и костюмах, но встречались и дураки вроде меня – в криво сидящих военных мундирах, балахонах, смутно напоминающих саваны, один щеголял в белых лосинах, обтягивающем белом же бадлоне и балетной пачке – при его пузе это зрелище разрывало мое сердце.
– …и тогда Майк плюнул на все и ушел в запой. Сашка тут же к Филиппу, он ей на дверь. Она к Косте – тот тоже с ней дела иметь не хочет. Майк из запоя выходит, а Сашку уже обратно не принимает! Куда деваться? Она рванула в Японию, как будто там своих дур мало!
– Угу, – подтвердил я. Аська не требовала, чтобы ее слушали, а мне этот непрекращающийся монолог был даже приятен – уютно от него становилось, что ли. Как-то она так говорит, что можно, не вникая особо, слушать часами.
Я выложил на стол пакет с кефиром и сырки – официант одобрительно кивнул. Все-таки странными людьми были наши предки! Зачем они притаскивали все это на праздник? Зачем выкладывали на общий стол? Ну да ладно – обычай есть обычай.
– Ассоль Борисовна, Джули, салют! – Меня аж передернуло: какого черта он Аську по имени-отчеству? Надо будет ему морду набить, хряку этому.
После разжиревшей первой ласточки к нам потянулись знакомые, в основном Аськины.
– Привет! Вы в конкурсе участвуете?..
– Эх, нет того размаха, как лет десять назад…
– Джуль, бросай все, пойдем водку жрать!..
– Какие люди! Ась, представь мне своего кавалера! – Мне стало даже слегка страшно – настолько плотоядным показался взгляд этой особы. – Какой интересный мужчина!
– Джули, это Оленька. Оленька, это Джули. – Аська строго посмотрела на меня, словно произнесенное имя должно было мне многое объяснить. – Я тебе про нее рассказывала. Моя старая подруга.
– Ты еще скажи: древний боевой товарищ! – Дама бочком пододвинулась ко мне – вблизи становилось понятно, что тридцатник она миновала не один год назад. Однако при этом выглядела очень хорошо, и, когда, словно невзначай, потерлась бедром о мою ногу, я мгновенно вспотел.
Это было стратегической ошибкой. Во-первых, Аська, все еще не выпуская мою руку из своей, заранее решила, что меня отобьют, и обреченно смотрела в сторону. Во-вторых, мой костюм по скользкой коже легко пошел вверх, и я с ужасом понял, что вот-вот явлю миру шрам от аппендицита, а потом и лагерный номер, вытатуированный под ребрами пьяным вертухаем на Бета-Сириусе.
– Я на минутку.
Аська отпустила меня, не сопротивляясь. Оленька двинулась следом, но, покинув толпу, я бросился бегом, и она отстала. Войдя в туалет, я быстро стянул эту дурацкую желтую тряпку с бобром на пузе, подошел к раковине и начал ополаскиваться. Из крайней кабинки кто-то обиженно тянул:
– Не, ну откуда мне знать?.. Да… Да… Если балерина – именно женского рода, то как будет мужского? Танцор? Нет… Нет… Да я сижу здесь в этом дурацком костюме, выйти боюсь, там все смотрели на меня и смеялись… Вы издеваетесь надо мной! Привезите в ратушу что-нибудь из одежды… В туалете, на втором этаже… Издеваетесь? В мужском, конечно…
Очевидно, в этой кабинке был установлен связар – точка связи с Бюро. Логично: на виду не повесишь – антураж окажется нарушен, а в общественных местах обязательно должны быть точки, иначе нельзя.
Я сполоснул тряпки изнутри, включил сушилку для рук и прицепил костюм к ней. Через минуту он высох – я надел его, испытывая чертовски сильное желание выкинуть «балеруна» из кабинки и в свою очередь высказать этим ребятам из Бюро мнение об их – отнюдь не дешевых – услугах.
При виде меня Ася по-гусарски лихо выхлебнула полный бокал шампанского и, явно покачиваясь, двинулась ко мне. Не дойдя пары шагов, она вдруг замерла, ищуще осмотрелась, отыскала взглядом официанта и уже более уверенно подошла.