Краем глаза он заметил еще двоих. Выскочив из-за спины потерянного, который его душил, твари разошлись в стороны, чтобы напасть с двух сторон. Ничего более ужасного Саша в своей жизни не испытывал – ничего ужаснее ощущения, что тебя вот-вот начнут рвать на куски…
Он держал за запястья руки потерянного, пытаясь стальной хваткой ослабить давление, но потерянный словно не замечал боли в руках. И в этот момент другие твари, ожидавшие момента, когда, наконец, можно будет накинуться, резко обернулись.
«Грузины…» – понял майор.
Несколько выстрелов заставили потерянных исчезнуть. Они словно растворились. Заволновался и тот, что лежал на Саше. Он крутанул головой, с которой уже давно местами вылезли волосы, раз, другой, и вскоре Стольников понял, что у него есть только это мгновение. Его или удушит потерянный, убедившись, что угроза миновала, или «грузины» прибьют его и прикончат майора сами.
Отпустив руки, Саша протянул руку и нащупал на голени рифленую, удобную рукоятку. Выхватил нож и без замаха всадил в бок твари. Провернул, выдернул и всадил снова.
Кровь хлынула из пасти чудовища, заливая глаза и нос Столникова. Кашляя и отплевываясь, он скинул с себя оскалившегося потерянного и поднялся на ноги. Его тошнило, но вставать у дерева и выворачивать себя было некогда.
В пяти метрах от себя он увидел человека Вакуленко. Тот стоял и широко открытыми глазами смотрел на уже вытягивающегося потерянного. Агония была короткой – лезвие прошло через всю грудину и поразило сердце.
И тут «грузин» заметил Стольникова. Опомнился, вскинул автомат, и в это мгновение раздался короткий свист. Нож, провернувшись всего один раз, вошел ему в горло и опрокинул на спину. Удар был настолько силен, что с головы бойца слетела кепка.
«Гюрзы» лежали в двух метрах один от другого. Подняв их, Стольников дважды выстрелил в приближающиеся тени. Кто-то закричал, раздался слабый треск. Тело валилось на кустарник, ломая тонкие ветви…
Развернувшись, он побежал. Задача-минимум – оторваться от преследователей сейчас. Задача-максимум – вернуться к своим. Саша слышал частые выстрелы в пятистах метрах от себя. Очереди сливались в одну бесконечную, на их фоне грохотали одиночные пистолетные, и Стольников понимал, что к этой пальбе нужно добавить еще выстрелы из «Винторезов» и «Валов», которые выпускают смертельные заряды, почти беззвучно чихнув. Над головой его то и дело свистели пули. Свидетельства сумасшедшего по плотности огня боя долетали сюда в виде бесспорных свидетельств. Майор бежал в твердой уверенности – он в любой момент может поймать пулю-дуру и упасть.
«Тогда уж лучше насмерть», – некстати подумал он, понимая, что раненого его возьмут, и тогда смерть придется ожидать.
Глупее всего будет, если только эта пуля-дура окажется выпущенной из автомата кого-то из своих.
Сад заканчивался. Он повернул было, чтобы начать захлестывать сад петлей погони, растягивая преследователей, как вдруг отчетливо увидел прямо перед собой, метрах в тридцати, засаду.
Нельзя было сказать, чтобы «грузины» хотели во что бы то ни стало напасть из укрытия неожиданно. Их было видно, и при появлении Стольникова они лишь поправили взятое на изготовку оружие. «Может, они сами хотят, чтобы я повернул?» – подумал Саша.
Скорее всего эта засада – липовая. «Загонщики». Так он и сам не раз делал. Давил банду в одном направлении, усадив перед нею в километре-полутора одно отделение. Банда отступает, насаживается на отделение как на кол, понимает, что ее берут в кольцо, и маневрирует в сторону. А там оперативная рота внутренних войск с автоматическими гранатометами и пара огнеметчиков. Стольников понимал, что все люди, что находились здесь, на чьей бы стороне ни выступали, прошли через Афган, Чечню, Молдавию и прочие места, в которых обычному человеку лучше не бывать даже сейчас. А потому и привычки одни.
«Вот черт… – пронеслось в его голове. – Куда же теперь валить, вправо или влево?!»
Сам-то он всегда поступал так, чтобы у боевиков и в мыслях не было тревожиться этим. Как правило, выдавливал он банду в такое место, где с одной стороны ущелье или река. Чтобы – наверняка. А тут у людей Вакуленко, видимо, времени не было такое место подыскать. Или не знают, как такие места подыскиваются.
«Это у Зубова связи здесь ни с кем нет! А у них со связью полный порядок! Перестраховался, старый дьявол, что теперь без глаз и ушей, как котята!»
Будь что будет, решил Саша и, резко свернув, бросился через кустарник, которым был опоясан сад, вправо. «Грузины» – черт с ним, – думал он, те его просто пристрелят, и все. – Но вот эти сволочи… бескровные…» Потерянных он не боялся. Они вызывали у него такое отвращение, что даже сейчас, когда их появление ничем не предсказывалось, он скривил рот. Выскочи сейчас солдат Вакуленко, он бы знал, что делать. Но каждый раз, когда Стольников видел потерянного, его мысли сбивались в кучу. Преимущественно потому, что потерянные нападали стремительно и ни одну из мыслей он не успевал додумать до конца.
Мысли о потерянных бессвязно сменились мыслями об Ирине. Нет, он не забывал о ней. Он думал о ней чаще, чем думает человек, навсегда простившийся. А с того момента, когда ему стало известно о намерениях Ждана и когда он стал допускать, что Ирина может сойтись с ним и с ним же и остаться… Не ревность, а какая-то необъяснимая злоба по отношению к этому еще не состоявшемуся факту заставляла майора стискивать зубы и наполняться желанием выживать.
«Только зачем? – всякий раз думал Саша. – Ну, выйду я отсюда, что маловероятно… Дальше-то что? Принять ее любовь и заставить страдать? Это она не понимает, что будет дальше. А я-то хорошо понимаю. За керий меня не простят. Теперь я еще обогатился знаниями о тюрьме и внутреннем мире Другой Чечни… Таких, как я, в живых долго не держат. Как только я выйду и вручат звездочку, можно быть уверенным в том, что это начало конца. О службе и речи нет. Бежать, только бежать… Ну и – с нею, что ли?..»
Он на бегу тряхнул головой. Об Ирине пора забыть. Дочь генерала нужно оставить в покое даже мысленно.
Через минуту он понял – банда выставила пикеты таким образом, чтобы он не выходил из гигантского, растянувшегося на километр, сада, а возвращался внутрь него обратно. Его давят и направляют.
– Ну уж нет, ребятки!.. – рассердился майор.
Он бросился сквозь деревца напрямик, к границе сада. Выскочил и под спешным, но не прицельным обстрелом перебежал дорогу и оказался в поселке. Саша помнил – уходил он на север. Посмотрел на солнце и понял, что сместился к востоку. Таким образом, группа, прорывающаяся к тоннелю, была по правую от него руку. Уходя, он сказал ждать его два часа. Услышав пальбу, генерал мог не выдержать и дать команду идти ему на помощь. Старик стал сентиментален. «Вон как на «грузин» с автоматом в штыковую пошел… Герой!» Чего сейчас он не хотел от генерала, так это героизма. Зубову всего-то нужно довести группу к выходу из Другой Чечни и разобраться со Жданом. Давно пора. Стольников очень хотел понять, чем его взяли. Могли напугать полковника? Могли. А могли просто своим исламистским умом унюхать запашок гнильцы, что шел от Ждана. Ты нам поможешь, мы тебе поможем… Как часто Саша слышал такие предложения одиннадцать лет назад…