— Итак, — сказала Зузана, — я готова.
— К чему?
— Выслушать интересную историю, которая, надеюсь, будет правдивой.
Кэроу попыталась было сменить тему, чтобы выиграть время:
— Сначала расскажи, как все прошло со скрипачом в субботу.
— Обойдешься, — фыркнула Зузана. — Зовут его Мик, но больше я ни словечка не скажу, пока не услышу твоей истории.
— Ты узнала, как его зовут! — Даже столь незначительное упоминание о нормальной жизни привело Кэроу в неописуемый восторг.
— Кэроу, я серьезно. Рассказывай, что произошло.
Зузана действительно не шутила. Темные глаза смотрели строго и проницательно; с такими глазами — Кэроу ей давно об этом говорила — в самую пору вести допросы в тайной полиции.
Кэроу никогда не лгала, но при этом улыбалась так язвительно, что поверить ей было невозможно. Какое выражение лица необходимо, чтобы слова не принимали за ложь? И что вообще сказать? Это не та история, чтобы начать издалека и погрузиться осторожно, как в холодную воду. Нужно нырять.
— Меня хотел убить ангел, — сообщила она.
Пауза, а затем:
— Ну да, конечно.
— Нет, правда. — Кэроу хорошо — слишком хорошо — осознавала, какое выражение приняло ее лицо. Она чувствовала себя так, словно ее пробовали на роль «честного человека», и попытка давалась ей чересчур тяжело.
— Это сделал Болван?
Кэроу расхохоталась, слишком быстро и резко, а затем вздрогнула и схватилась за распухшую щеку. Мысль, что Каз мог причинить ей вред, казалась глупой. По крайней мере, вред физический. Хотя с учетом теперешних проблем даже в голове не укладывалось, что совсем недавно он ранил ей сердце.
— Нет, это не Каз. Ангел рубанул мечом, когда пытался меня убить в пятницу ночью. В Марокко. Да, скорее всего об этом сообщали в новостях. Вот сюда меня ранил человек-волк. Я думала, что он мертвый, и ошиблась. Остальное — дело рук Бримстоуна. Ах да. Все, что нарисовано в моих альбомах, — правда.
Зузане было не до смеха.
— Господи, Кэроу…
Кэроу продолжила рассказ. Правда оказалась гладкой, как морской камешек в ладони.
— Насчет волос. Я их не крашу. Просто загадала желание, чтобы они были такого цвета. И говорю я на двадцати шести языках. В основном это тоже желания. Тебя никогда не удивляло, что я общаюсь на чешском? Ну кто говорит на чешском, кроме чехов? Бримстоун сделал мне подарок на пятнадцатилетие — я как раз собиралась переезжать сюда. Ах да, помнишь случай с малярией? Я заразилась в Новой Гвинее. Редкая гадость. А однажды в меня стрелял какой-то ублюдок — по-моему, я его прикончила, и ничуть об этом не жалею. По какой-то неведомой причине меня хотел убить ангел — самое красивое существо из всех, что я когда-либо видела, но и самое жуткое. Впрочем, человек-волк тоже на кого угодно нагонит страху. А еще я ужасно разозлила Бримстоуна, и он меня выгнал прочь, а когда я добралась до дому, то встретила Каза и швырнула его через стеклянную дверь — весьма кстати, потому что нечем было ее открыть. — Она помолчала. — Так что вряд ли он попытается впредь меня пугать. И это единственная приятная новость.
Зузана ничего не ответила. Отодвинула стул, натянула сапоги, притопнув обеими ногами, и наверняка ушла бы навсегда, если бы в это мгновение что-то не застучало в балконную дверь.
Забыв о ранах, Кэроу вскрикнула, вскочила с кровати и устремилась к балкону. Это был Кишмиш.
Кишмиш, объятый огнем.
Он умер у нее на глазах. Она сбила пламя и держала обугленное тельце, бешеное сердцебиение прерывалось долгими паузами, а она, склонившись над ним, повторяла:
— Нет, нет, нет, нет, нет…
Раздвоенный язык то и дело высовывался из клюва, неистовый щебет стих вместе с ударами сердца.
— Нет, нет, нет, Кишмиш, пожалуйста…
Он умер. Кэроу, ссутулившись, держала его в руках. Ее бесконечные «нет» превратились в шепот, однако остановил ее только тихий голос Зузаны:
— Кэроу?
Кэроу подняла глаза.
— Что это?.. — Дрожащей рукой Зузана указала на безжизненное тельце Кишмиша. — Это… похоже на…
Кэроу молчала. Вновь опустив взгляд, она попыталась осознать, что значит эта внезапная смерть. «Он прилетел, охваченный огнем, — думала она. — Прилетел ко мне».
Что-то было привязано к его ноге: обугленный клочок плотной почтовой бумаги, который рассыпался от прикосновения, и… что-то еще. Пальцы дрогнули, когда она, отвязав вещицу, взяла ее в руки. Сердце подпрыгнуло от внезапного приступа страха: Кэроу с детства запрещалось трогать ее.
Это была «счастливая косточка» Бримстоуна.
Ее принес Кишмиш. Охваченный пламенем.
Где-то далеко взвыла сирена, и Кэроу наконец уловила связь, которую не мог установить разум. Огонь. Выжженный отпечаток руки. Портал. Кэроу бросилась в квартиру, натянула сапоги и куртку. Зузана вертелась рядом, не переставая задавать вопросы:
— Кэроу, что случилось? Что?..
Но Кэроу словно не слышала.
Она выскочила в подъезд и припустила вниз по лестнице, сжимая в руках Кишмиша и косточку. Зузана не отставала. Они добежали до маленькой дверцы в квартале Йозефов, служащей порталом Бримстоуна в Праге.
Бело-голубое пламя не гасло под струями пожарных брандспойтов.
В то же самое время, хоть Кэроу и не знала этого, по всему миру помеченные черными отпечатками двери были объяты яростным огнем. Пламя не утихало, но и не распространялось. Уничтожив двери, а с ними и колдовство, оно сходило на нет, оставляя обугленные дыры в десятках зданий. Металлические двери плавились, а у наблюдавших за пожаром зевак еще долго мерцали перед глазами силуэты огненных крыльев.
Кэроу тоже увидела эти силуэты и поняла: путь в другой мир уничтожен, а она брошена на произвол судьбы.
Жила-была маленькая девочка, которую воспитывали монстры.
Но ангелы уничтожили вход в их мир, и девочка осталась одна-одинешенька.
Однажды в детстве Кэроу потратила целую пригоршню скаппи, чтобы разгладить рисунок, на который случайно села Ясри. Складочка за складочкой, желание за желанием — Кэроу трудилась усердно и сосредоточенно, изо рта то и дело высовывался кончик языка.
— Готово! — Она гордо подняла вверх свою работу.
Бримстоун издал звук, похожий на рычание недовольного медведя.
— Что? — требовательно спросила восьмилетняя Кэроу, темноволосая, темноглазая и худенькая, как тень от саженца. — Жалко ведь, хороший рисунок.
Рисунок действительно был хороший. Она изобразила себя в виде химеры, с крыльями летучей мыши и хвостом лисицы.