«Добро пожаловать». Эта надпись красовалась на коврике перед входом.
Он открыл дверь, и их встретил слабый запах смолы и мыла. При жизни Эрнста всегда так пахло, и запах никуда не делся. Он зажег свет. Все было точно так, как он оставил прошлой зимой: обои в цветочек, лоскутные ковры со следами кофе, до блеска отциклеванный деревянный пол.
В гостиной, если ее можно так назвать, стоял большой сундук. Эрнст и с ним поработал: на передней стенке красовался вырезанный из дерева рыцарь на коне, загоняющий издевательски ухмыляющегося тролля в его каменную нору. Позади рыцаря на камне сидит и плачет принцесса.
Сундук оставим, решил Пер. Но как только он получит деньги, надо будет поменять мебель.
— Давай немного проветрим, — сказал он Йесперу. — Надо впустить в дом весну.
Он приоткрыл окно, и комната сразу наполнилась шумом ветра.
Замечательно. Он был очень рад, что ему достался в наследство этот дом. Дом ему и так нравился, и еще больше нравилось то, что он собирался с ним сделать.
— Двести метров до моря, — сказал Пер, когда они затащили чемоданы в маленькую прихожую. — Будем все лето купаться, как тюлени. Ты, я и Нилла.
— У меня плавок нет.
— Достанем.
У каждого из близнецов была своя маленькая комнатка по обе стороны кухни. Йеспер понес туда свой рюкзак. Пер выбрал себе совсем уж крошечную клетушку за кухней с видом на каменоломню и покрытый льдом пролив. Здесь у него будет рабочий кабинет.
Проживет он еще двадцать, тридцать лет — и дом будет жить с ним. В этом он был уверен. Дети смогут приезжать и оставаться, сколько захотят.
Вдруг зазвонил телефон. Пер не сразу вспомнил, где его искать. Сигналы шли из кухни.
Старинный бакелитовый телефон с наборным диском стоял на разделочном столе рядом с плитой. Пер поднял трубку:
— Мернер.
Он ожидал услышать голос Марики или громыхающий бас врача с последними новостями о Нилле, но услышал только слабое шипение — связь с континентом была так себе.
Наконец кто-то прокашлялся, и послышался бессильный старческий голос:
— Пелле?
— Да?
— Пелле…
Кроме умершей матери, только один человек во всем мире называл его «Пелле». Он узнал хриплый голос отца. Тысячи сигарет и ночные пирушки сделали свое дело. А с прошлой осени, когда Джерри перенес инсульт, он говорил неразборчиво и несвязно. Имя сына он помнил, помнил и номер телефона, но словарный запас сократился до минимума.
Пер перевел сюда телефон из квартиры в Кальмаре, хотя и знал, что Джерри наверняка будет звонить.
— Как дела, Джерри? — спросил он наконец.
Отец помолчал, слышно было, как он затянулся сигаретой. Потом опять кашлянул и сказал еще тише:
— Бремер.
Пер знал это имя. Отцовский помощник на все случаи жизни. Пер никогда его не видел, но было совершенно ясно, что отца с Бремером связывали куда более тесные отношения, чем с Пером.
— Я сейчас не могу с тобой говорить. Я привез детей.
Отец молчал — очевидно, не мог подобрать нужные слова, — но Пер не стал ждать:
— Так что поговорим попозже.
Он аккуратно повесил трубку, не дожидаясь ответа, и вернулся в свою комнату.
Через две минуты телефон зазвонил снова.
Чему тут удивляться? Надо же быть таким идиотом — перевести телефон в летний дом!
Тот же голос:
— Пелле? Пелле?
Пер устало закрыл глаза:
— В чем дело, Джерри? Что тебе надо?
— Маркус Люкас.
— Кто?
Джерри опять прокашлялся и пробормотал нечто вроде «этот сукин сын», но Пер точно не разобрал — по-видимому, Джерри разговаривал с сигаретой во рту.
— О чем ты говоришь, Джерри?
Ответа не последовало. Пер посмотрел в окно на пустую каменоломню.
— Должен помочь Бремеру, — внезапно сказал отец.
— С чем?
— С Маркусом Люкасом.
Отец опять замолчал. Пер опять посмотрел в окно, на этот раз на пролив. На самом горизонте еле виднелась тонкая черная полоска континента. Маркус Люкас? Ему показалось, что он слышал это имя и раньше. Давным-давно.
— Где ты, Джерри?
— Кристианстад.
Последние пятнадцать лет Джерри жил в Кристианстаде, в насквозь прокуренной трехкомнатной квартире.
— Вот и хорошо. Там и оставайся.
— Нет, — сказал Джерри.
— Почему нет?
Молчание.
— А куда ты собрался?
— Рюд.
Пер знал, где это. Небольшой поселок в Смоланде, у отца там была вилла. Пер однажды подвозил его туда, но это было давно.
— А как ты доберешься без машины?
— Автобус.
Последние пятнадцать лет Джерри доверял Гансу Бремеру безгранично. Еще до инсульта, когда Джерри говорил не отдельными словами, а предложениями, он сказал Перу: «Бремер позаботится обо всем, он любит свою работу».
— Хорошо, — сказал Пер. — Поезжай на несколько дней. Когда будешь дома, позвони.
— Да.
Джерри закашлялся окончательно и повесил трубку. Пер постоял немного с трубкой в руке, глядя в окно.
Родители не должны заставлять детей чувствовать себя одинокими — а именно это Джерри и делал всю жизнь, словно поставил перед собой такую цель. Пер был совершенно одинок — ни родни, ни друзей. Отец распугал всех. Даже первая любовь Пера, улыбчивая красавица Регина, исчезла из его жизни из-за Джерри.
Пер, не сдвигаясь с места, с шумом выдохнул воздух. Надо бы пойти пробежаться, но уже совсем темно.
Насколько Пер себя помнил, Джерри всегда страдал манией преследования. Раньше он умел веселиться и радоваться жизни, но после инсульта все это ушло. Перу казалось, что Джерри необходимы все эти настоящие и выдуманные конфликты, как своего рода пряность, что они заряжали его энергией, но сейчас он слышал голос бессильного старика.
Отец постоянно воображал, что кто-то строит ему козни; чаще всего в роли заговорщика выступало шведское государство с его налоговой системой, иногда какой-нибудь банк, или конкурент, или бывший работник его фирмы.
Сейчас Пер мало чем мог помочь отцу. Ему явно был нужен присмотр, но для Пера было важнее быть хорошим отцом для Ниллы, чем хорошим сыном для Джерри.
Ниллы и Йеспера. Не забывать Йеспера.
Дверь в комнату сына была закрыта, но Пер решил напомнить сыну, что тот не один. Он постучал и приоткрыл дверь:
— Привет.