Городок, в котором оказался Микмак, назывался Амьен. Север Эль-Францы. Больше об этом месте узнать ничего не удалось. Да, прямо скажем, он не сильно и пытался.
Что делать, Микмак не знал. Старик Ромеро наверняка не отлипает от экрана коммуникатора, на котором в режиме реального времени высвечивается вся информация о таком подвижном объекте наблюдения. О Микмаке. Как ни крути, а нужно как-то обнадежить Старика. Чем дольше в него верят, тем дольше он проживет, правила предельно просты.
Микмак достал коммуникатор, волшебным образом оказавшийся в его кармане. Полицейские, принимавшие его в участке, вернули гаджет. Судя по всему, никто не удосужился даже проверить список номеров в памяти. Собственно, именно этим и занимался сейчас Микмак – номер в списке был всего один. Нет нужды сличать цифры, чтобы понять, что это незарегистрированный коммуникатор Ромеро.
Внизу экрана, в правом углу, траурного вида крестик возвещал об обрыве сетевого соединения. В этой глуши до сих пор проблемы с Сетью? Похоже на то.
Микмак снова смотрел на ту фотографию. Размытое пятно на фоне… Нет, он, похоже, никогда не видел этого человека. Или…
Зачем ты обманываешь себя?
Сухой стук осыпающихся камней и крупных кусков штукатурки, почти не слышимый на фоне громко выкрикивающего что-то непонятной скороговоркой раввина. Микмак невольно перевел глаза с бородатого старика, брызжущего слюной, туда, откуда доносился этот звук. Белесая пыльная куча медленно шевелилась и неспешно приобретала очертания человеческой руки. Весьма грациозной, с узкой красивой ладонью женской руки.
Раввин, заметив, что Микмак не смотрит на него, внезапно умолк. И тоже посмотрел на шевелящуюся кучу.
Нет, осыпавшейся штукатурки оказалось не так уж и много. Просто всё тело женщины покрывал столь густой слой каменной пыли и побелки, что заметить её на фоне разгрома, царившего теперь внутри Староновой синагоги, было почти невозможно.
Женщина закашлялась, потом резким движением сбросила с себя камни. И поднялась на ноги. Раввин кивнул ей, возможно, – Микмак не понял – даже улыбнулся, и, повернувшись к Микмаку, продолжил свое непонятное громоподобное бормотание.
Женщина была туристкой. Одной из группы, которую ринулся спасать Микмак с ребятами. Ребят больше не было. Равно как всех остальных туристов – женщина оказалась единственной уцелевшей. Да, совершенно точно, теперь Микмак видел такие же белые, будто поверженные статуи, тела этих остальных с хорошо различимым расплывающимся красным по белому.
Женщина выглядела озабоченной.
Да нет же, она была зла. Очень зла, до чёртиков!
Она наклонилась к раввину и сказала что-то на непонятном языке. Похоже, на том же, на котором бормотал старый еврей. Раввин запнулся, будто подавившись, и, недовольно сжав губы, согласился.
С чем?!
Женщина достала откуда-то из складок одежды коммуникатор, протерла, насколько это было возможно в этом хаосе, экран и, быстро набрав номер, повернула его. Микмак на секунду – до того, как его взгляд прочно припечатался к цифрам на экране, – встретился с ней глазами. Холодные, пронзительные, темные, они смотрели на Микмака, прожигая в нём дыры. Эта женщина знала, чего хочет. И хотела она того, о чем знала, очень сильно.
– Позвони по этому номеру, когда придет время…
Нет, не дурачь себя, она не говорила этого.
Но ведь что-то же она сказала!
Микмак моргнул, и перед глазами снова проявилась маленькая фотография на экране оставленного Стариком коммуникатора, сделанная больше пяти лет назад. И размытое пятно на ней.
Та самая женщина. Туристка из Праги.
Никакая она не туристка. Она же говорила с раввином на его странном языке.
Мало ли в Староновой синагоге бывает туристов-евреев? Многие из них, скорее всего, знают иврит. Или идиш? Или чёрт-те что еще.
Он не помнил того, что сказала эта женщина. Она говорила тихо, не отрывая взгляда от глаз Микмака. Раввин всё это время что-то ворчал, а потом, когда она замолчала, снова заорал во всё горло. Он кричал до тех пор, пока из разбитых и проломленных окон не появились бойцы его, Микмака, подразделения.
Микмак ничего не помнил. Почти ничего, словно всё это происходило во сне или вообще – не с ним. И номер… Он думал, что этот номер он нашел в записной книжке собственной «балалайки». Но «балалайки» теперь не было в затылке, а цифры он прекрасно помнил. И память подсказывала, что однажды он уже звонил туда – ответил какой-то странный тип, который ничего не смог понять и наорал на Микмака.
Ромеро наверняка фиксирует каждый его звонок. Пускай, пытаться сбежать бесполезно: Старик всё продумал, он знает о каждом шаге Микмака. Какая тогда разница, узнает ли он еще и этот номер. Тем более что и сам Микмак не знает, куда звонит.
А какого чёрта ты тогда собрался набрать именно этот номер?
– Да?
На звонок ответили сразу, буквально через секунду после того, как Микмак набрал последнюю цифру. Микмак вспомнил перечеркнутую пиктограмму сетевого подключения и, оторвав коммуникатор от уха, посмотрел на экран. Теперь сигнал появился снова.
Голос звучал настороженно, ответивший мужчина явно ждал какого-то другого звонка.
– Меня зовут Михаэль, – представился Микмак.
– Очень приятно, – бросили в ответ, и по этим словам было ясно, что собеседнику нисколько не приятно то, что его зовут Михаэлем. Но вызов, однако же, не сбрасывали.
– Я не знаю, зачем звоню вам, но… – Микмак сбился.
Из динамика засопело. Разумеется, что можно ответить на подобное признание?
– Что вам нужно? – собеседник говорил спокойно, но было заметно, что он с большим трудом сдерживается, чтобы не сорваться на крик.
– Мне дала ваш номер…
Кто ему дал номер? Разве кто-нибудь поймет хоть что-то, если сказать, что номер ему сказала три года назад какая-то похожая на статую женщина, которой он спас жизнь в Староновой синагоге? Он не знал её имени, ничего о ней не знал…
…Раввин бормотал и бормотал, как заведенный. Вряд ли с того момента, как старый еврей начал выкрикивать непонятные слова, прошло больше пяти минут. Скорее, и трех не прошло. Но Микмаку казалось, что он слушает странное заклинание по меньшей мере несколько суток. Незнакомый язык каленым железом прожигал себе путь в сознание.
Похожая на статую женщина перед тем, как исчезнуть, произнесла несколько слов. Она не перебивала раввина, а тот не переставал говорить – их голоса сплетались воедино.
Микмак не понимал ни слова, но внутри головы что-то гудело, что-то нашептывало, делая руки тяжелыми, а ноги ватными. Там словно бы укоренилась какая-то программа, смысла которой Микмак не ведал, но указаниям которой собирался следовать.
Когда раввин замолк на секунду, возможно, просто чтобы перевести дух, женщина что-то спросила у него. Еврей кивнул и показал ладонью в темноту, под уцелевшие своды дальнего края здания синагоги. Что-то узнаваемое промелькнуло в его речи.