— Скажи номер, Мэтью, — попросила Изабо. Он сказал, и она запищала кнопками.
— Все нормально, — выговорила я, когда Сара ответила. — Поставь меня, Мэтью.
— Нет, это Изабо де Клермон. Диана здесь, с нами. — Теперь по мне бродил ее льдистый взгляд. — Ее ранения не опасны для жизни, но Мэтью все же следует отвезти ее домой, к вам.
— Нет! Сату от меня не отстанет. Я не хочу, чтобы пострадали Сара и Эм! — прокричала я, вырываясь.
— Уйми ее, Мэтью. Или пусти к ней Марту.
— Не вмешивайся, Болдуин. — От прикосновения холодных губ Мэтью мой пульс стал биться медленнее. — Мы ни к чему не станем тебя принуждать, — шептал он.
— От вампиров мы можем ее защитить, от чародеев нет. — Голос Изабо уплывал куда-то. — Нужно, чтобы рядом был тот, кто на это способен.
Мое сознание растворилось в сером тумане и вернулось ко мне в башне Мэтью. Все свечи горели, в камине ревел огонь. Было почти тепло, но я все равно дрожала от шока и избытка адреналина. Мэтью, держа меня между колен на полу, осматривал мою правую руку. Вспоротый рукав пропитался кровью, свежая рана понемногу темнела.
Изабо с Мартой маячили в дверях, словно пара ястребов.
— Я сам о ней позабочусь, Maman, — заявил Мэтью.
— Хорошо, Мэтью, — привычно ответила Изабо.
Он совсем оторвал рукав и выругался.
— Принеси мою сумку, Марта.
— Нет, — отрезала та. — Девочку надо вымыть.
— Пусть примет ванну, — поддержала ее Изабо. — Она замерзла, и ран толком не видно под грязью.
— Никаких ванн.
— Почему это?
Марта по знаку Изабо ушла вниз.
— Болдуин учует в воде ее кровь.
— Мы не в Иерусалиме, Мэтью. Он не заходил в эту башню со дня ее постройки.
— А что случилось в Иерусалиме? — Я потрогала свитер Мэтью там, где раньше висел серебряный гробик.
— Мне нужно посмотреть твою спину, любовь моя.
— Ладно. — Мой разум блуждал в потемках, ища сидящую под яблоней мать.
— Ляг, пожалуйста, на живот.
Опять распластываться на холодном камне? Увольте.
— Нет, Мэтью. Ты думаешь, я что-то скрываю, но я в самом деле не знаю, как работает моя магия. Сату сказала…
Мэтью выругался повторно.
— Ее здесь нет, а меня твоя магия не волнует. Просто обопрись на мою руку, вот так. — Рука была такой же твердой, как его взгляд.
Я согнулась в поясе, сидя у него на колене. Кожа на спине болезненно натянулась, но это было лучше, чем лежать на полу. Мэтью застыл, точно каменный.
— Пуловер прилип к коже, мне ничего не видно. Придется-таки посадить тебя в ванну, чтобы его отмочить. Изабо, пусти, пожалуйста, воду.
Она послушно открыла кран.
— Не слишком горячую, — попросил он.
— Так что же было в Иерусалиме? — спросила я.
— После. — Он осторожно помог мне встать.
— Довольно секретов, — сказала Изабо, выйдя из ванной. — Скажи ей. Она твоя жена и вправе все это знать.
— Должно быть, что-то ужасное — иначе ты не носил бы на шее гроб Лазаря. — Я снова потрогала его свитер чуть выше сердца.
Мэтью, сдавшись, начал выпаливать короткие фразы.
— В Иерусалиме я убил женщину. Она вмешалась в спор между мной и Болдуином. Было много крови. Я любил ее, и она…
Значит, он убил кого-то еще. Не ведьму, обыкновенную женщину. Я приложила палец к его губам.
— Достаточно. Это было давно. — Меня опять затрясло — я не была готова выслушивать новые откровения.
Мэтью поднес к губам мою левую руку, поцеловал костяшки. Его взгляд говорил обо всем без слов.
— Если ты волнуешься из-за Болдуина, сделаем по-другому. Приложим компресс или поставим тебя под душ.
Я представила, как падает на спину вода, как к ней прижимают что-то мокрое и тяжелое. Придется рискнуть.
— Лучше ванна, — сказала я.
Мэтью посадил меня в теплую воду одетую и в кроссовках. Я подрыгивала ногами, не прикасаясь к ванне спиной. Мышцы и нервы не желали отходить без борьбы.
Пока я мокла, Мэтью занимался моим лицом, легонько нажимая пальцами на скулу. Марта по его зову принесла черную докторскую сумку. Мэтью, плотно сжав губы, посветил мне в глаза фонариком.
— Я ударилась лицом об пол. Что-нибудь сломано?
— Не думаю, mon coeur. Просто сильный ушиб.
Марта вскрыла пакет, пахнущий спиртом. Мэтью приложил тампон к липкому пятну на моей щеке. Я вцепилась в края ванны, из глаз потекли слезы. Отнятый тампон был весь красный.
— Рассекла о камень, — деловым тоном сказала я, стараясь не думать о Сату.
Пальцы Мэтью прошлись вдоль ссадины до самых волос.
— Ничего страшного, зашивать не понадобится. — Он нанес на рану мазь, пахнущую мятой и другими лечебными травами. — У тебя есть аллергия на какие-нибудь лекарства?
Я отрицательно потрясла головой.
Когда Марта принесла полотенца, он продиктовал ей список медикаментов. Она кивала, позвякивая связкой ключей. Из всего перечня я знала только одно название.
— Морфин? — Пульс у меня забился, как бешеный.
— Это от боли. Другие средства снимут опухоль и не дадут развиться инфекции.
Ванна немного умерила шок, но боль только усилилась, а бурая вода вызывала у меня тошноту. Я неохотно согласилась на укол, но прежде Мэтью осмотрел мою ногу. Когда он упер подошву себе в плечо, я охнула.
— Изабо, зайди к нам, пожалуйста.
Его мать, как и Марта, ждала в спальне на случай, если ее помощь понадобится. Пока Мэтью, без труда порвав мокрые шнурки, снимал кроссовку с больной ноги, Изабо удерживала меня в ванне за плечи.
Видя, что я заливаюсь слезами от боли, он оставил эту затею и просто разорвал кроссовку — аккуратно, по швам. Снял таким же манером носок, распорол и закатал брючину леггинсов. На щиколотке осталась полоска, точно от кандалов — черная, вспухшая, с какими-то белыми пятнами.
— Откуда это? — сердито спросил Мэтью.
— Сату подвесила меня вверх ногами. Проверяла, способна ли я летать. — Почему столько народу злится на меня за то, в чем я не виновата ни сном ни духом?
Мэтью, осторожно передав Изабо мою ногу, стал на колени. Его футболка пропиталась водой и кровью, черные волосы прилипли ко лбу. Он повернул к себе мое лицо, глядя на меня с болью и с гордостью.
— Ты родилась в августе, да? Под знаком Льва? — Он говорил совсем как француз, оксбриджского акцента как не бывало.
Я кивнула.