— Пожалуйста. — Я отвела волосы с глаз, чувствуя легкий мандраж. — Можно еще вопрос? — Он насторожился, однако кивнул. — Почему предмет моей работы, алхимия, интересует и вас?
Он не хотел отвечать, но передумал — я-то ведь выдала ему свой секрет.
— Алхимики тоже хотели знать, почему мы здесь. — Я видела, что Клермонт говорит правду, но это не проясняло его интереса к «Ашмолу-782». Он посмотрел на часы. — Если вы закончили, я отвезу вас домой. Думаю, перед библиотекой вы захотите переодеться во что-нибудь теплое.
— Что мне нужно, так это душ. — Я встала и потянулась, распрямляя скрюченную хронически шею. — И на йогу сегодня обязательно надо сходить. Сидячий образ жизни меня угнетает.
— Вы занимаетесь йогой? — встрепенулся вампир.
— Жить без нее не могу. Люблю все — упражнения и медитацию.
— Охотно верю. Ваша гребля — комбинация движения и медитации.
Я покраснела. На реке он следил за мной столь же неусыпно, как и в библиотеке.
Клермонт оставил на столе двадцать фунтов, помахал Мэри, которая ответила ему тем же, и направил меня, слегка придерживая за локоть, между столиками сильно опустевшего зала.
— Куда вы ходите на занятия? — спросил он, открыв передо мной дверцу машины.
— В студию на Хай-стрит. Я пока не нашла учителя, который бы устраивал меня полностью, но это близко, а нищим выбирать не приходится. — В Нью-Хейвене несколько секций йоги, а вот Оксфорд порядком отстал.
— Здесь вы не найдете того, что вам нужно, — конфиденциально сообщил Клермонт.
— Так вы тоже йог? — Посмотреть бы, как выгибается это массивное тело.
— В каком-то смысле. Если хотите пойти со мной завтра, могу забрать вас у Гертфорда в шесть. Сегодня придется еще помучиться в городской школе, зато завтра позанимаетесь как следует.
— А сегодня там нет занятий?
— Нет. Понедельник, среда, пятница и воскресенье.
— Вот оно что. Как там вообще?
— Затруднительно объяснить — увидите сами, — сказал он, сдерживая улыбку.
К моему удивлению, мы уже подъехали к воротам моего колледжа. Привратник Фред, увидев табличку Рэдклиффа, вышел посмотреть, в чем тут дело.
Клермонт проделал ритуал с дверцей. Я помахала Фреду и протянула вампиру руку.
— Чудесный завтрак. Спасибо за чай и компанию.
— Всегда пожалуйста. Увидимся в библиотеке.
— Машина что надо, — присвистнул Фред. — Это ваш друг, доктор Бишоп? — Знать о гостях как можно больше в целях их безопасности входило в его работу, а любопытство — неотъемлемая черта всех привратников.
— Думаю, да, — задумчиво ответила я.
Поднявшись к себе, я взяла из американских денег десятидолларовую бумажку, положила в конверт — просто так, без письма, — адресовала Крису, написала большими буквами «АЭРО», приклеила марки.
Крис в жизни не даст мне забыть, что выиграл это пари. Гарантия.
— Эта ваша машина… банально, честное слово. — Волосы, которые я пыталась убрать с лица, трещали и липли к пальцам.
Клермонт непринужденно прислонился к своему «ягуару». Костюм для йоги, опять-таки серый с черным, на вид прямо из магазина, выглядел все же менее фирменно, чем его библиотечные туалеты.
Элегантный вампир у шикарного автомобиля меня почему-то злил. День выдался не так чтобы очень: в библиотеке сломался конвейер, и своих рукописей я дожидалась целую вечность. Доклад пребывал в зачаточном состоянии; я с тревогой посматривала на календарь, воображая, как куча историков будет задавать мне заковыристые вопросы. Октябрь уже на носу, а конференция в ноябре.
— Думаете, мини лучше бы камуфлировала меня? — Он протянул руку за моим ковриком.
— Да нет, собственно… — В осенних сумерках от него так и разило вампиром, но аспиранты и доны [18] проходили мимо как ни в чем не бывало. Если они в упор не видят, кто он такой, то машина и вовсе не имеет значения. Злость продолжала накапливаться во мне.
— Я что-то сделал не так? — Серо-зеленые глаза смотрели невинно. Он открыл дверцу и потянул носом, когда я села в машину.
— Вы что, обнюхиваете меня? — взорвалась я, еще со вчерашнего подозревая, что мое тело снабжает его нужной информацией без моего на то разрешения.
— Не искушайте. — Мои волосы вздыбились на затылке, когда я вдумалась в смысл этих слов. Он захлопнул дверцу, положил в багажник мой коврик для йоги и одним плавным движением сел за руль, впустив внутрь ночной воздух.
— Неважный день? — с деланным сочувствием спросил он.
Я ответила уничтожающим взглядом. Он прекрасно знал, как сложился мой день. Они с Мириам опять торчали в Герцоге Хамфри, преграждая доступ другим сверхъестественным существам. Когда мы с ним ушли переодеться для йоги, Мириам осталась позаботиться, чтобы за нами не увязались демоны или кто-нибудь похуже.
Клермонт включил зажигание и поехал по Вудсток-роуд без дальнейших попыток завязать разговор.
— Куда мы едем? — спросила я подозрительно, видя по сторонам только жилые дома.
— На йогу, — невозмутимо ответил он. — Я бы сказал, что в таком настроении она будет вам весьма кстати.
— И где она, эта йога? — Мы направлялись куда-то в сторону Бленхейма.
— Может быть, вы передумали? — с бесконечным терпением спросил Мэтью. — Отвезти вас в студию на Хай-стрит?
Я содрогнулась, вспомнив о вчерашнем занятии.
— Нет.
— Тогда расслабьтесь. Это не похищение. Разве плохо, когда вами руководит кто-то другой? Притом вас ждет сюрприз.
— Хм. — Из стереосистемы полилось нечто классическое.
— Не думайте ни о чем. Слушайте, — приказал Мэтью. — Напрягаться под Моцарта попросту невозможно.
Не узнавая себя, я уселась поудобнее, закрыла глаза. «Ягуар» колыхал меня, снаружи почти ничего не было слышно — я плыла над землей, несомая волнами музыки.
Скоро мы подъехали к высоким чугунным воротам — даже я, при всей сноровке, через них бы не перелезла. По обеим их сторонам тянулись красные кирпичные стены причудливой кладки. Я выпрямилась.
— Отсюда не видно. — Клермонт, посмеиваясь, опустил окно, набрал код. Раздался мелодичный сигнал, ворота открылись.
Хрустя гравием, мы проехали вторые ворота, еще древнее первых — это была просто арка между кирпичными стенами, намного ниже предыдущих. Ее венчала крохотная надстройка с окнами во все стороны, похожая на фонарь. Слева стояла великолепная сторожка, тоже из кирпича, с витыми трубами и окнами в мелких свинцовых переплетах. «Олд-Лодж» — значилось на потускневшей медной табличке.