Я вытащила вилку из розетки, засунула ноутбук в сумку. Паспорт, как и сказал Мэтью, лежал в наружном кармане.
Мэтью в замшевой куртке был в гостиной один. Марта, бормоча что-то, расхаживала по холлу.
Я отдала ему компьютер и встала подальше, чтобы не так тянуло притронуться к нему напоследок. Мэтью, спрятав в карман ключи, сказал чужим, приглушенным голосом:
— Это трудно, я знаю, но придется тебе потерпеть. Предоставь все мне. Мне необходимо знать, что ты в безопасности.
— Я в безопасности, когда мы вместе.
— Нет. Я думал, что одно мое имя способно тебя защитить, но вышло иначе.
— Расстаться со мной — тоже не выход. Я не все понимаю из того, что случилось сегодня, и загадочнее всего ненависть, которую питает к тебе Доменико. Он хочет уничтожить вашу семью и вообще все, что тебе дорого — но он вроде бы согласен повременить со своей вендеттой, а вот Питер Нокс вызывает у меня большие сомнения. Ему нужен «Ашмол-782», и он полагает, что может получить книгу через меня. С ним договориться будет уже не так просто. — Меня передернуло.
— Если я предложу ему сделку, он согласится.
— Что именно ты хочешь ему предложить?
Молчание.
— Мэтью?
— Рукопись, — ровным голосом произнес он. — Я оставлю ее — и тебя — в покое, если он пообещает мне то же самое. «Ашмол-782» пролежал нетронутым полтора века — пусть себе и дальше лежит.
— С Ноксом нельзя заключать сделки, — ужаснулась я. — Ему нельзя доверять. И потом, ты-то можешь дожидаться рукописи сколько угодно, а Нокс нет. Его это не устроит.
— Предоставь Нокса мне, — недовольно сказал Мэтью.
— Доменико, Нокса… а мне что прикажешь делать? — воспламенилась я. — Ты сам сказал, что я не кисейная барышня, вот и не относись ко мне как к таковой.
— Я, вероятно, заслужил это, — глаза у него сделались совсем черными, — но тебе предстоит еще многое узнать о вампирах.
— Точно так же говорит твоя мать, но и вы далеко не все знаете о чародеях. — Я откинула волосы с глаз, скрестила руки. — Поезжай в Оксфорд, узнай, что там произошло, — (мне ты все равно ничего не расскажешь), — только, бога ради, не вступай в переговоры с Питером Ноксом. И определись со своим чувством ко мне, не оглядываясь при этом на конвенцию, Конгрегацию и даже на Питера Нокса с Доменико Микеле.
Мой любимый вампир, лику которого мог бы позавидовать ангел, скорбно посмотрел на меня.
— Ты знаешь, какое чувство я испытываю к тебе.
— Нет, не знаю, — потрясла головой я. — Ты сам скажешь, когда будешь готов.
После краткой внутренней борьбы Мэтью зашагал к двери. Остановился, окинул меня снежным взглядом и вышел вон.
Поцеловав Марту в холле, он быстро проговорил что-то по-окситански.
— Compreni, compreni, — усердно закивала она, глядя на меня в открытую дверь.
— Merces amb tot meu cor, — сказал он тихо.
— Al rebeire. Mefi.
— T'afortissi. Ты тоже обещай мне, — Мэтью повернулся ко мне, — быть осторожной и слушаться Изабо.
И ушел, не оглянувшись, так и не прикоснувшись ко мне.
Я закусила губу, но слез не сдержала. Сделав три шага к сторожевой башне, я помчалась бегом, рыдая в три ручья. Марта с понимающим взглядом пропустила меня.
Наверху было сыро и холодно. Надо мной развевался стяг де Клермонов, облака застилали луну. Тьма подступала со всех сторон; тот единственный, кто мог ее отогнать, покинул меня и унес с собой свет.
Мэтью, стоя у «рейнджровера», ссорился с Изабо. Она, потрясенная, ухватила его за рукав, словно хотела помешать ему сесть в машину.
Он высвободился — его рука прочертила в темноте белый блик — и стукнул кулаком по крыше автомобиля. Я так и подскочила: при мне он применял силу разве что к устрицам и каштанам. Глубина оставшейся на металле впадины вселяла тревогу.
Разрядившись, Мэтью наклонил голову. Грустная Изабо погладила его по щеке. Сев в машину, он сказал ей еще несколько слов. Она кивнула и посмотрела на башню. Я отпрянула, надеясь, что ни один из них меня не заметил. Машина развернулась, тяжелые шины захрустели по гравию, задние огни исчезли вдали. Я села на крышу и дала волю слезам.
Именно в этот вечер я поняла, что такое колдовская вода.
До встречи с Мэтью я думала, что в моей жизни уже нет места никаким дополнительным элементам — и уж точно не предполагала, что таким элементом окажется полуторатысячелетний вампир. Теперь, когда он растворился в неисследованных пространствах, я поняла, как сильно мне его не хватает.
Слезы немного смягчали мою решимость не отдавать его без борьбы. Обильные слезы: скоро я обнаружила, что сижу в луже, уровень которой потихоньку растет.
Дождя, несмотря на сплошную облачность, не было — это я источала воду.
Слезы, вытекая из глаз, разбухали до размеров снежка и звонко плюхались на камень. С волос тоже стекала вода, нос фонтанировал. Когда я начала дышать ртом, оттуда тоже хлынула соленая струйка.
Сквозь водную пелену на меня смотрели Изабо с Мартой. Марта была мрачна, Изабо шевелила губами, но рев тысячи морских раковин мешал мне расслышать ее.
Я встала, надеясь, что потоп прекратится — не тут-то было. «Оставьте меня, пусть вода унесет прочь меня, и мое горе, и память о Мэтью…» Попытка произнести это вызвала новый морской прилив. Я протянула руки, и вода потекла с пальцев. Вспомнила о материнской руке, простертой к отцу, и напор усилился.
Я теряла всякую власть над тем, что со мной творилось. Внезапное появление Доменико напугало меня сильнее, чем я готова была признаться; Мэтью уехал; я поклялась драться за него с неизвестным и непонятным врагом. Теперь уже ясно, что в его жизни присутствовали не одни домашние радости в виде камина, вина и книг, и протекала она не только в лоне семьи. Темные намеки Доменико говорили о вражде, опасностях, смерти.
Я изнемогала, вода заливала меня. Изнеможение это сопровождалось каким-то странным восторгом: во мне, смертной, таилась могущественная стихия. Если отдаться на ее волю, Дианы Бишоп больше не будет. Я стану водой и буду существовать везде и нигде, избавлюсь от своего тела, от своей боли.
— Прости меня, Мэтью, — пробулькала я.
Шаг, который сделала ко мне Изабо, отозвался громким треском в моем мозгу. Я хотела предостеречь ее, но слова потонули в реве прибоя. От моих ног поднимался ветер, превращая потоп в ураган. Я воздела руки к небу, окруженная крутящимся водяным столбом.
Марта схватила Изабо за руку, говоря что-то. Та пыталась вырваться, но Марта не уступала. Изабо покорилась и вдруг запела — завораживая, призывая, возвращая меня в этот мир.
Ветер начал стихать: бешено рвавшийся с флагштока штандарт де Клермонов снова едва колыхался. Каскады, бьющие из моих пальцев, превратились в слабый ручеек и иссякли. То же самое происходило с потоками, лившимися с волос. Рот вместо прибоя исторг удивленный вздох — только слезы, с которых все началось, падали из глаз еще некоторое время. Вода стекала через отверстия в парапете на гравий внизу.