– Вот как… – проронила она задумчиво, глядя на Курта с новым, пока еще не определимым чувством; наконец, улыбнувшись, обернулась к герцогу, одарив его взглядом недвусмысленным, явным – презрительным. – Значит, общаться с мерзавцами ему не впервой. Тем легче ему будет вытерпеть тебя.
– Она такая очаровательная, когда злится, верно, майстер инквизитор? – еще шире улыбнулся фон Аусхазен, проведя пальцем по вспыхнувшей щеке Маргарет; та увернулась, Курт шагнул вперед.
– Руки от нее! – угрожающе потребовал он, и герцог демонстративно нахмурился.
– А вы не особенно учтивы с правящим герцогом, майстер Гессе.
– Прошу вас учтиво, ваше сиятельство, – повторил Курт тем же тоном, – убрать лапы от этой женщины, или, невзирая на воспрещения всяческих таинственных личностей, я вам эти лапы повырываю.
– Что подразумевал под этим господин дознаватель? – уточнил герцог, как ему показалось, настороженно; Маргарет улыбнулась:
– Что именно тебя взволновало, дядюшка? Его обещание окоротить твои притязания, не в меру усердные в последнее время, или…
– Или, – коротко оборвал тот. – Правильно ли я понял, что ты представила его?
– Удивлен?
– Нет.
Если это известие и в самом деле обеспокоило фон Аусхазена, то он быстро взял себя в руки; одарив Курта еще одной почти родственной улыбкой, от которой захотелось сплюнуть, словно от глотка прокисшего уксуса, герцог легкомысленно пожал плечами.
– Не удивлен, – повторил он. – Я предвидел, что нечто подобное случится рано или поздно; и кандидатура вполне предсказуемая. Однако, майстер инквизитор, на вашем месте я бы не строил иллюзий. Наша милая Гретхен – девочка, и вы ее новая игрушка, с которой ей приятно засыпать. Но ничего, я терпелив и готов повременить, пока она вырастет и уберет игрушки под кровать. Кстати сказать, майстер инквизитор, хочу заметить, что грешок, обвинение в котором так и светится в ваших глазах, тоже есть дело наше, семейное, и вас не касающееся.
– «Грешок»? – выдавил Курт тихо. – Так вы называете мерзость, на которую способно не всякое животное?
– Боже, что за взгляд! – усмехнулся фон Аусхазен. – Испепеляющий, да, Гретхен?.. А о своем семейственном грешке ты ему тоже рассказала?
– Замолчи, – потребовала Маргарет чуть слышно; тот засмеялся:
– Нет, стало быть… Знаете, майстер инквизитор, никто в нашей семье не ангел, включая моего бедного покойного брата и нашу милую Гретхен.
– О чем он говорит? – спросил Курт напряженно; Маргарет молча поджала губы, и фон Аусхазен тяжело, с показательным сочувствием, вздохнул.
– Позвольте, я вам разъясню, – предложил он подчеркнуто дружелюбно. – Ведь вы знаете, майстер инквизитор, что мой брат овдовел рано, и должны понимать, что плоть слаба, а требования оной плоти весьма сильны, особенно, когда рядом такие ладненькие, хорошенькие горничные покойной жены, кухонная прислуга и прочие, прочие, прочие…
– Убирайся! – кошкой прошипела Маргарет; герцог продолжил, словно не слыша:
– Ведь вы сами видели, как Рената похожа на нашу Гретхен, верно? На том и зиждились ваши действия. К слову – сознайтесь, майстер инквизитор, вы ведь сами придушили несчастную, чтобы свалить на нее обвинение; ведь так?
– Кажется, Маргарет велела вам уйти, – с расстановкой проговорил Курт; герцог удивленно округлил глаза:
– Как! Вам не интересно дослушать о том, насколько тесные отношения были у вашей возлюбленной с ее внебрачной сестрой?.. Изумительная терпимость! А ведь лет тридцать назад за одно лишь это можно было пойти на костер, если я не ошибаюсь… Не тревожьтесь, майстер инквизитор, я уже получил то, что мне было нужно, и сейчас удалюсь. И – напоследок – еще одно: не сверкайте глазами, юноша, она не позволит вам причинить мне вред. Знаете, почему? Она девочка, но умная девочка и, что бы вам ни говорила, практичная. Если что-то со мною случится, ей не достанется ни единой травинки из моего имения, ни единой медной ложечки, ни одной монетки, и покровительства курфюрста, к слову, она также лишится, утратив при том титул и имение, сохраненные единственно лишь моими стараниями. А ей этого ужас как не хочется; верно, милая? – не оборачиваясь к племяннице, чуть повысил голос тот; Маргарет поджала губы. – До встречи, Гретхен.
– Убирайся, – не поднимая взгляда, повторила та.
Когда дверь закрылась за спиной фон Аусхазена – до противного аккуратно и спокойно – Курт развернулся, сжав кулак и сделав шаг к Маргарет; она стояла молча, тоже стиснув тонкие пальцы и глядя в пол.
– И что же он получил? – уточнил Курт; та вскинула голову.
– Не смей. – Маргарет говорила тихо, через силу. – Неужели ты не видишь – он осознал, что теперь я не одна, что теперь есть ты, и желает разбить нас! Неужели не понимаешь…
– Понимаю, – оборвал он. – Теперь я понимаю все. Ни к одному из твоих поклонников ты попросту не могла испытывать ничего, потому что весь род мужской для тебя одинаков – каждый для тебя никто, пустое место. И это в лучшем случае.
– Тебя так взволновало то, что он сказал о Ренате?
– Нет, – фыркнул он зло. – На это мне наплевать; не хватало еще убиваться ревностью к женщине, тем более – мертвой.
Маргарет помрачнела, отвернувшись:
– Ты не слишком обходителен.
– Как и ты, – отозвался Курт хмуро. – Значит, в этом все дело, Маргарет?
– Снова применяешь на мне свои навыки? – с внезапным ожесточением произнесла та. – Я знаю наперед все, что ты скажешь, мой милый. Ты скажешь мне, что у меня «однобокий взгляд на мир из-за переживания, состоявшегося в детстве», что я переношу «на всех черты одного человека»… Я не получала уроков психологии от наставников Конгрегации, но кое-что и я знаю. И не смей укорять меня или жалеть.
– Значит, я прав?
– В чем? В том, что женское общество предпочла мужскому? В том, что я не разделяю преклонения большего числа женщин перед «сильным полом»? Что не согласна с вашим господством в этом мире? Что в каждом из вас вижу противника? Скажешь, у меня на это нет оснований? «Женщина – лишь несовершенное животное»; «женщина скверна по своей природе»; «мир страдает из-за женской злобы»; «вид женщины красив, прикосновение противно»… Продолжить?
– Я продолжу сам, – возразил Курт. – Ты не завершила цитату. «Сношение с ней приносит смерть».
– Не для тебя. И, раз уж об этом речь, – не мы в том виноваты. Отвечаем, как можем. Чего еще вы хотите ждать от женщины – покорности в ответ на ваши хозяйские замашки? Когда ты начинал свое дознание, ты ведь справлялся обо мне у студентов, что со мною общались, верно? Убеждена, что знаю, как они отзывались обо мне. Если выразить все их комплименты кратко: «Поразительно: женщина, а думает!» Для них сказать такое настолько естественно, что никто из них не счел оскорблением заявлять мне нечто подобное в лицо; и считалось, что они мне польстили! Умная женщина, способная поддержать разговор, – нечто небывалое, точно говорящая лошадь. Нам возбраняют учиться, а после пренебрежительно отзываются о нашем разуме; нас содержат под замком, ограждая от внешнего мира, а после смеются над нашей слабостью; история девицы, падающей в обморок при виде мыши, – это уже устоявшееся присловье… Любые отношения мужчины и женщины – это торг, и никакие высокие слова не меняют правды; а правда такова: мужчина старается купить подешевле, а женщина – продать подороже. Даже хуже – это словно осада города во время войны, когда сдача неминуема, но прежде, чем открыть ворота победителю, будущему хозяину, надо вытребовать себе как можно больше привилегий и вольностей. И к такому порядку вещей нас приучают с детства!