– В точности. Спасибо, – отозвался Курт, взвешивая клинки в ладонях; провернул, подбросил, поймал, покрутил в пальцах. – Отлично…
– Пришлось перерыть всю оружейную и переделать немного – именно того, что ты хотел, не было. Сам понимаешь – у нас тут не завалы; к тому же, ты лишь третий из выпускников, кто заинтересовался чем-то большим, нежели традиционный набор из меча с кордом.
Курт невесело улыбнулся:
– При выпуске нам говорили, что оружейная в нашем распоряжении, но обмолвились, что профессионалы обходятся без «этих штучек». Вероятно, лишь троим из нас жизнь объяснила, что в профессионалы мы нацелились рано… К тому же, Фридрих, лично я призадумался в тот день над тем, что бы мне хотелось из «особенного» – и понял, что могу выйти от тебя, груженый, как караванный верблюд. Посему плюнул на все, взял, что дали, и…
– И вот ты здесь, – договорил мастер, потянув его за рукав. – А теперь посмотри на то, что я тебе предложу сам… Держи.
Он взял за пряжку протянутый ему ремень, поднял, как дохлого ужа; особенного в нем ничего не было, но Фридрих не стал бы предлагать простой кусок кожи.
– В чем юмор? – спросил Курт, рассмотрев ремень со всех сторон; мастер улыбнулся:
– Отогни кожу возле пряжки, с изнанки.
Курт согнул ремень в указанном месте, потянув за нечто, блеснувшее металлом.
– Лезвие, – констатировал уже очевидное Фридрих. – Гибкое и очень тонкое, так что кости им я бы на твоем месте не пилил. Но вот веревочка какая-нибудь, кожа, нетолстая ветка – это сколько угодно. Удобная вещь на случай, когда отнимают оружие или еще что; горло перерезать, к примеру – милое дело. Или вены вскрыть.
– Кому? – уточнил Курт хмуро; мастер хмыкнул, пожав плечами:
– А хоть бы и себе. Возьмешь?
Курт молча кивнул, начиная всерьез опасаться, что и впрямь выйдет отсюда навьюченным – выдумка у Фридриха была неуемная. За что, собственно, и ценили…
– Как тебе это? – судя по довольной физиономии мастера, наперсный крест величиной с пол-ладони был чем-то и вовсе редкостным; Курт настороженно взялся за цепочку, повертывая разными сторонами, и, наконец, спросил:
– Давай, Фридрих, не томи. Что это?
– Нажми на камень в перекрестье.
Он надавил, уже предчувствуя, что будет, но все же едва не пропоров себе ладонь выщелкнувшимся лезвием.
– Ну как?
– Господи… – вздохнул Курт, кладя крест на стол. – Ты ректору это показывал?.. И что он сказал?
Фридрих погрустнел, пожав плечами, и криво улыбнулся:
– Хоть не велел разобрать – и то ладно… Я думаю показать кардиналу, ему должно понравиться. Еще посмотришь?
– Все, – поднял руки Курт. – С меня хватит. Пока ты мне не подсунул отравленного Аристотеля, я лучше пойду. Испытаю арбалет, да и выспаться бы перед дорогой…
– Зря, – на миг ему даже стало жаль мастера – похоже, к тому и впрямь мало захаживали, и похвастать своими изысками Фридриху доводилось нечасто. – У меня еще много любопытного… Ну, как знаешь. Распишись в получении.
Вот уже четверть часа Курт сидел на табурете у стены, наблюдая за тем, как Вальтер Керн, его руководитель и наставник в следовательском деле на неопределенный срок, разбирает его верительные грамоты; и он много отдал бы за то, чтобы знать, что же там написано – свиток, врученный Керну, был довольно внушительным…
Курт пытался отслеживать лицо начальства – при начале чтения оно было хмурым и недобрым; можно было догадаться, что сейчас Керн читает о том, как девятилетний сирота, удрав из дома тетки (не отличавшейся, правда, добрым нравом и любовью к ближнему), связался с уличной бандой, последствием чего, помимо грабежей и краж, стали четыре убийства и смертный приговор. Потом на лице начальствующего отобразилось равнодушное недоверие; стало быть, Керн дошел до описания того, как малолетнего злоумышленника взяла на перевоспитание Конгрегация. Следующие несколько страниц, очевидно, описывали бытие курсанта Гессе в академии – по временам Курт ловил на себе оценивающий взгляд и выпрямлялся, стараясь выглядеть невозмутимым. Когда глаза начальника остановились на его перчатках, он понял, что чтение близится к концу, и подобрался, готовясь отвечать на вопросы, которые неминуемо должны были возникнуть…
Наконец, отодвинув свитки в сторону, Керн шумно вздохнул, опершись о тяжелый стол локтями, и уставился на новичка в упор.
– Знаешь, я помню, как создавалась ваша академия, – сообщил обер-инквизитор, и Курт так и не смог заключить по его голосу, какое впечатление произвело на начальство все прочтенное. – Я был убежден, что из этой затеи ничего не выйдет. Сосредоточить в одном месте сотню малолетних сволочей в уповании сделать их людьми – это было безумством.
Курт безмолвствовал, ожидая продолжения и следя, чтобы лицо оставалось если не бесстрастным, то хоть бы попросту спокойным.
– Тех, кто решился работать там, – продолжал Керн, – я считал самоубийцами и помешанными, при всем моем уважении к отцу Бенедикту… Тебя, парень, я тоже помню, кстати сказать. Я оформлял на тебя документы, когда за тобой явился представитель академии; я не сомневался, что ты вернешься в тюрьму и получишь свое рано или поздно. Однако чудо Господне свершилось, как я вижу… Почему ты избрал работу следователя? – спросил он вдруг, и Курт на мгновение опешил.
– Я не знаю, – было его первой реакцией; увидя кривую усмешку Керна, он поправился: – Точнее – едва ли сумею пояснить это так, чтобы вы мне поверили.
– А ты попытайся.
– Наверное, я тот самый неофит, который пожелал быть святее Папы Римского.
Керн хмыкнул, снова кинув взгляд в сторону документов на столе, и осведомился уже серьезно:
– Ну, а после всего случившегося – отчего не ушел на более спокойную службу? Тебе не могли не предложить этого. Рассчитываешь поквитаться когда-нибудь?
– Нет, – коротко отозвался Курт и, набравшись смелости, спросил: – У вас были ранения на службе?
Обер-инквизитор мгновение сидел недвижно, глядя на него внимательно и придирчиво, и усмехнулся, откинувшись на спинку тяжелого высокого стула.
– Да, Гессе, ранения у меня были, и покушения были, и всякое бывало. И – я не ушел. Спроси почему – и я тебе тоже не отвечу… Ну, хорошо, Бог с этим… Тебя пристроили?
– Да, благодарю.
– Твое пребывание в общежитии Конгрегации не обозначает, что ты не имеешь права подыскивать себе жилье где угодно, – пояснил Керн, скручивая исписанные листы снова в свиток. – Правда, надо отметить, что оно в этом Вавилоне сейчас недешево, посему, предчувствую, делить комнату с твоим помощником тебе придется длительно. Кёльн вообще довольно дорогой город и, если возникнут совсем уж неразрешимые проблемы со средствами…
– Благодарю, я вполне достаточен, – почти перебил его Курт; Керн поморщился: