На этот раз негр более страстно приложился к стакану, ибо по мере того, как события в его рассказе развивались, он возбуждался все больше и больше.
— И богиня Элегба услышала ее, сеньор! Не спрашивайте меня как, только из самых глубин джунглей Дагомеи Элегба услышала голос красавицы негритянки, чьи предки столетие тому назад жили с ней бок о бок, и ответила. И спящая гора Мон-Пеле зарычала, рассказывая белым и черным о неотвратимости наказания, если они и дальше будут гнать слугу Элегбы.
Старый негр снова покачал головой, и его взгляд на сей раз был устремлен в сторону бескрайнего моря, среди волн которого были едва различимы маленькие лодочки рыбаков.
— Какой ужас, сеньор! Какой ужас! Никто не пожелал внять предупреждению. И тогда негритянка пригрозила, что пойдет дальше и попросит гору явить всю свою мощь. Белые вышвырнули ее из дворца правосудия, а черные — мужчины и женщины — стали преследовать на улицах, бросая в нее камни и грозя повесить ее на той же самой виселице, где вскоре должен был болтаться ее муж, если она снова появится в городе… Это произошло восьмого мая. Восьмого мая тысяча девятьсот второго года. И день этот будет проклят до скончания веков. — Он сделал новую паузу. — Мой хозяин отправил меня в Форт-де-Франс, чтобы я передал лошадей, которых продал один из плантаторов. Довольный выполненной работой, я возвращался домой, однако вскоре я услышал рычание горы и почувствовал запах серы…
Допив наконец-то свой ром, старик, чье лицо прорезали тысячи морщин, перевернул стакан вверх дном и громко стукнул им по столу, словно желая показать, что у него больше нет желания ни пить, ни рассказывать.
— Взойдя на вершину, вон там, на тот хребет, что за горой, я остановился на минутку, чтобы посмотреть на гору, которая не прекращала грохотать, и вскоре, сеньор, клянусь моими детьми, что погибли в тот день, я увидел, как Мон-Пеле открыла свою гигантскую красную пасть. Оттуда высунулся огненный язык и туча пепла, вращаясь и извиваясь, поплыла прямо в сторону Сен-Пьера. Она пронеслась по склону и накрыла весь город, долетела до порта, поглотила корабли и, скользя над водой, превратилась в огненный шар, который прокатился по морю и скрылся за горизонтом. Оглянувшись вокруг, города, сеньор, я не увидел. Все дома, от первого до последнего, превратились в груду почерневших развалин, из которых едва заметно поднимались в воздух столбы дыма, а от тридцати тысяч людей, что там жили, сеньор, остались лишь обгоревшие останки. Над этим проклятым местом еще долго витал тошнотворный запах горелого мяса…
Гора затихла. Элегба показала свою силу, но никого так и не простила. Я помчался в Форт-де-Франс, чтобы рассказать о том, что видел, но мне не захотели верить, решив, что я либо пьян, либо сошел с ума. Но потом до властей Форт-де-Франс стали доходить и другие свидетельства произошедшей катастрофы. В город отправили спасателей, но там уже не было ни одной живой души.
Сентено показалось, что у старика на глаза навернулись слезы.
— Ни одного живого существа, сеньор! Ни одного мужчины, женщины или ребенка. Никого, за исключением того проклятого негра, из-за которого все и началось и который по прихоти Элегбы остался жив. Он сидел тогда в своей яме и оказался единственным, кто смог избежать огненного дыхания горы, которое расплавило толстые засовы и замки его одинокой камеры… Так умер, сеньор, город Сен-Пьер, самый красивый город из всех, когда-либо существовавших на земле.
— А что сталось с негритянкой?
— Она потеряла разум, сеньор. Точно так же, как и ее муж, которого мы вытащили из темницы уже сдвинутым. Он сошел с ума от страха, а она — осознав, что совершила. Одно время они бродили вместе по острову, а потом однажды ночью бросились в пропасть. Как страшно, сеньор! Какая ужасная трагедия!
Позже, гуляя по разбитым улицам некогда красивого и веселого города и разглядывая обломки почерневших от копоти массивных колонн, Дамиан Сентено согласился, что здесь действительно произошла страшная трагедия, возможно равная бомбардировке Хиросимы.
Сентено был человеком, знающим толк в разрушениях. На своем веку он повидал немало стертых с лица земли городов, потому, когда он уходил из разрушенного почти до неузнаваемости Берлина, не испытывал ни малейшего сожаления по этому поводу. Ничто уже не могло удивить или опечалить его. Однако при виде города, в считанные секунды превратившегося в груду обугленных обломков, и все из-за проклятия одержимой жаждой мести негритянки, его охватила гнетущая тоска. Он вдруг понял, что далеко еще не все повидал на этом свете и что существуют силы, недоступные его пониманию.
Солнце начало склоняться над морем, окрашивая в красный цвет воды Карибского моря, и тени покрыли тревожные очертания горы Мон-Пеле, грозя вскоре дотянуться до скелета разрушенного города. Мысль о том, чтобы провести ночь в Сен-Пьере, пришлась ему не по душе. Он сел в автомобиль и не торопясь возвратился в Форт-де-Франс — в Париж Антильских островов, — где должен был ждать еще два дня перед тем, как продолжить путешествие, потому что и на Мартинике никто ничего не знал об «Исла-де-Лобос».
— Если он идет под парусами, то не придет никогда, — заверил его щеголеватый и надменный морской офицер. — На море такой штиль, какого уже полвека не было. И как только им взбрело в голову выбрать это время года для перехода через океан? Могли бы дождаться декабря. Извините, что говорю вам это, сеньор, но ваши родственники, должно быть, не совсем в своем уме. Только сумасшедший решится выйти в море в этих числах.
— У них не было другого выхода.
При этих словах офицер явно оживился, и в глазах его вспыхнул интерес.
— Может быть, они бежали по политическим мотивам? От диктатуры?
— Скорее, они бегут от голода, сеньор.
Офицер закивал, выражая тем самым понимание.
— Хорошо! Я обещаю вам сделать все от меня зависящее, — заверил он. — Я проконсультируюсь с моими товарищами из Гваделупы, может статься, они причалили там. Однако, повторяю вам, что при таком штиле не стоит слишком сильно надеяться на благоприятный исход. Хотя, возможно, им удалось пристать к берегам Барбадоса или Тринидада. В четверг туда идет судно.
Дамиан Сентено использовал свободное время для знакомства с островом, и, хотя он не верил в легенды и плевать хотел на чужие фантазии, прогулка произвела на него гнетущее впечатление. Почему-то он не сомневался, что старый негр сказал правду. Без сомнения, он оказался одним из немногих людей, которым на своем веку довелось увидеть, как разверзлась земля.
Он подержал в руках связку ключей и горсть монет, которые в тот день были в кармане какого-то мужчины. В жарком дыхании вулкана они расплавились и теперь представляли собой единой слиток. Дамиан Сентено невольно задумался над тем, насколько же сильно должна была подняться температура воздуха.
Он все еще продолжал думать об этом, когда увидел вдалеке первые огни Форт-де-Франс. Тогда он решил, что должен навсегда забыть о Сен-Пьере, и посему той же ночью отправился к проституткам.
* * *