Правда, щучка была не такая уж маленькая. Это была огромная хищная рыбина килограмма на два весом, и Боцман познакомился с ней во время прогулки по шхере. Знакомство, правда, ограничилось тем, что они, застыв на месте — Боцман на гранитной глыбе на берегу, а щука на отмели фьорда, — не сводили глаз друг с друга в течение целого часа. Никогда раньше собаке не приходилось испытывать холодного взгляда бессмысленных щучьих глаз, никогда в жизни Боцман не видел такого непонятного зверя, и он был не в силах сдвинуться с места. А щука смотрела на него так, будто думала: «Глазей себе, чучело, сколько влезет, меня не напугаешь, и я останусь здесь, пока не надоест».

Вот из-за этой щуки были безвозвратно потеряны драгоценные минуты. И прошло немало времени, прежде чем дети с собакой забрались в лодку, сложив туда предварительно треску, сети, рюкзаки и купальные костюмы А туман тем временем надвинулся еще больше. Огромные бесформенные облака тумана клубились над морем, и не успели дети отъехать от шхеры, как их окутала непроницаемая серая мгла, которая захватила их в свои влажные объятия.

— Так бывает только во сне, — сказал Юхан.

— Во всяком случае, такой сон не по мне, — заверил Никлас.

Откуда-то издалека до них доносились приглушенные гудки сигнальной сирены, вокруг же царили безмолвие и тишина. Нравилось Никласу или нет, но было пустынно и жутко, точь-в-точь как бывает в кошмарном сне.

ЗАБЛУДИЛИСЬ В ТУМАНЕ

Дома, над Сальткрокой, по-прежнему светило солнце, и Мелькер красил садовую мебель. Малярничать ему ни разу не приходилось с самого детства.

— С тех пор как я однажды нарисовал краской на обоях в гостиной крошечного злого гнома, — жаловался он Малин.

Пришла пора наверстать упущенное.

Теперь легко быть маляром, говорил он дочери. Нынче достаточно ручного малярного пульверизатора. Получается быстро и красиво.

— Ты в этом уверен? — спросила дочь.

С самого начала она предупредила Ниссе Гранквиста: ни в коем случае не продавать Мелькеру тех вещей из своей лавки, к которым Мелькера и близко подпускать нельзя.

— Ни косы, ни топора, ни вертела, — наказала она ему.

— Даже вертела? — удивился Ниссе. — Какой же вред можно причинить вертелом!

— Попробовали бы пожить с ним под одной крышей девятнадцать лет, тогда не так бы заговорили, — ответила Малин. — Хотя, конечно, вертел можете ему продать, только уж, пожалуйста, позаботьтесь, что бы на полках в лавке не было бы недостатка в пакетах первой помощи и кровоостанавливающих средствах.

Она совсем забыла оговорить малярный пульверизатор, и теперь Мелькер, счастливый как ребенок, поливал краской садовый стул, который, наверно, не красили с той самой поры, когда веселый столяр смастерил его.

Чёрвен отказалась от места служанки после двух долгих часов упорной и безупречной службы. Они втроем — Чёрвен, Пелле и Стина ходили но пятам за дядей Мелькером. Как весело малярничать! Они то и дело вызывалась ему помочь.

— И не приставайте, говорил Мелькер. Это моя игрушка, настал мой черед позабавиться.

— Ты что, дядя Мелькер, маляр? — спросила Чёрвен.

Мелькер выпустил поток краски на стул.

— Нет, почему же, — ответил Мелькер. Но видишь ли, каждый настоящий мужчина должен уметь все делать.

— А ты настоящий? — поинтересовалась Чёрвен.

— Спрашиваешь! — заступился за отца Пелле.

— Это уж точно, — удовлетворенно поддакнул Мелькер. Самый что ни на есть настоящий, с вашего позволения.

В тот же миг подлетела, жужжа, одна из ос, которых Пелле считал своими. Поскольку Мелькера однажды ужалила оса, он тотчас встал в позу фехтовальщика и принялся отбиваться от нее пульверизатором. Как уж там случилось, потом было трудно разобраться. Вообще в его несчастьях никогда ничего нельзя было понять, и для всех они оставались загадками. Малин услышала его крики и подбежала к окну. Мелькер стоял в саду с зажмуренными глазами, а лицо у него было покрыто толстым слоем краски. «Настоящий мужчина» умудрился размалевать себя так, что стал похож на торт со взбитыми сливками.

«Или на Матильду», — подумала Чёрвен и негромко рассмеялась. А Пелле заплакал. Но Мелькеру вовсе не грозила опасность. Он вовремя сообразил зажмуриться и теперь с закрытыми глазами осторожно ковылял на кухню за помощью к Малин. Он шел, растопырив руки и задрав голову как можно выше, чтобы краска не стекала за ворот рубашки и чтобы Малин сразу догадалась, что с ним стряслось на сей раз.

Не пройдя и нескольких шагов, он наткнулся на дерево.

Это была яблоня, которую посадил и заботливо выращивал веселый столяр. Мелькер тоже полюбил это дерево, но тут он испустил такой негодующий вопль, что Малин, уже, казалось бы, привыкшая к бурным, проявлениям его чувств, и та ахнула.

Пелле расплакался еще сильнее, да и Стина всхлипнула. Только Чёрвен, увидев, как покрытое белой краской лицо Мелькера украсили мох и лишайники, словно крошки зеленого миндаля сливочный торт, чуть не подавилась со смеху. Но сочла за лучшее спрятаться за угол дома и там посмеяться вволю, чтобы не причинить лишних страданий дяде Мелькеру.

Немного погодя, когда Малин отмыла лицо Мелькера и протерла ему глаза раствором борной кислоты, он вдруг решил срубить яблоню.

— Здесь и так полно деревьев! — кричал он. — Я сбегаю к Ниссе и куплю топор!

— Нет уж, спасибо, — сказала Малин. — Дай мне хоть минуточку покоя.

Если бы она только знала, как мало покоя будет у них в тот день. Началось с того, что Мелькер вдруг хватился Юхана и Никласа.

— А где ребята? — спросил он Малин.

— В шхерах, ты же знаешь, — ответила Малин. — Хотя им давно пора быть дома.

Услыхав этот разговор, Чёрвен недовольно выпятила губы.

— И я так думаю. Пора бы уж Тедди и Фредди, дурам этаким, вернуться с Боцманом. Но теперь, видно, туман помешает.

Мелькер решил отложить на несколько дней окраску садовой мебели. Он сидел на крыльце и непрерывно мигал. Несмотря на борную кислоту, глаза резало, словно в них попал песок.

— Что это ты болтаешь про туман? — спросил он Чёрвен. — Солнце такое яркое, что глаза слепит.

— Здесь-то да, — ответила Чёрвен. — А вон там, за Ясеньковым островом туман густой, как каша.

— Верно, и дедушка мой так говорит, — подтвердила Стина. Мы с дедушкой все знаем, мы слушаем радио.

Прошло примерно часа два, прежде чем Мелькера стала колотить Великая лихорадка, так называла Малин его нервное состояние. С ним такое бывало не раз и теперь тоже случилось, как она и ожидала.

Малин знала своего отца, как человека мужественного. Она, как никто другой, могла судить о его мужестве, так как видела отца в решающие минуты жизни. Хотя некоторым, возможно, этот Мелькер казался слабым и ребячливым, а порой даже смешным. Но это было чисто внешнее. В нем жил совсем другой человек, сильный и бесстрашный, особенно во всем, что касалось его самого.