Всем своим видом я доказывала, что сделаю все, что он хочет.
Как это часто бывало с Томом, ему удалось найти то, что вызвало мою бурную реакцию и о чем я думала еще долгое время – почему именно ноги были для меня такой проблемой? Мысли об этом вызывали во мне такой прилив чувств, будто это происходило со мной снова.
Слова – забавная штука. В роли подчиненной я буду пресмыкаться, умолять, скажу все, что захочет партнер. Однако некоторые слова просто застревают у меня в горле. Когда-то было нелегко упрашивать его поиметь, наказать, использовать меня, но теперь – по большей части благодаря одержимости Тома заставлять меня ради его удовольствия говорить то, что меня вгоняло в краску, – мой голос звучал уверенно, невзирая на унижение, гордость и возбуждение от того, что я доставляю ему удовольствие, унижаясь. Вот называть его Господином куда сложнее – мой голос становится тише, и, если мне это сходит с рук, я прячу лицо за волосами, чтобы не показать, насколько это для меня унизительно. И все же я могу это сделать. И делаю. И мое повиновение в конце концов приносит наслаждение и облегчение нам обоим.
Но есть слово, которое раздражает меня больше, чем царапанье вилкой по стеклу, независимо от того, насколько часто я его слышу, – шлюха.
Да. Это обычное слово. И в жаргоне БДСМ оно вовсе не считается обидным. Меня вполне устраивает моя двойственная натура: большую часть дня я независима и контролирую свои действия, а волнующими ночами я охотно подчиняюсь своему доминанту. Хотя и во второй половине дня тоже. Ну, и по утрам. Но в «шлюхе» есть нечто, что, будучи сказано даже в самый возбуждающий момент, напрочь выбивает меня из колеи, как игла, царапающая пластинку. Мужчина, который любит секс, – жеребец. Женщина, которая любит секс, – шлюха. Я понимаю, что это стандартное значение. Я знаю, что когда стою перед Томом на коленях, голая, жадно лаская его член, и он называет меня так, то имеет в виду абсолютно другое. Но все равно я не могу удержаться, чтобы не бросить на него сердитый взгляд, даже если в этот момент его член глубоко в моей глотке.
Он смеется, заметив мое возмущение. Меня трудно назвать ханжой, и есть масса других слов, которые в обществе сочтут более грубыми. Но меня они не задевают, а вот «шлюха» – особый случай. Он это знает и специально заставляет меня говорить о том, какая я ненасытная, возбужденная и благодарная шлюха, прежде чем позволить мне оргазм. И хотя в глубине души я негодую и хочу послать его куда подальше, я повинуюсь. Повинуюсь, хотя всеми фибрами души чувствую, что мне необязательно это делать. Это не самая унизительная вещь, но это больше всего задевает. Акт полного подчинения.
Так что, увидев шлепалку, я была обязана ее купить.
Приближался день рождения Тома, я уже купила пару подарков, но искала что-то еще. Символичное. Необычное. Сексуальное.
Я случайно увидела ее, рассматривая хлысты, и тут же задумалась: хороший ли это тон – подарок, от которого я собиралась получить не меньше удовольствия, чем он. Она лежала в самом углу полки, в красивой упаковке, и вдруг за долю секунды я поняла, что на ней написано, и почувствовала неприятный холодок.
ШЛЮХА.
Или, если уж быть точнее, то надпись, вырезанная на 12 дюймах устрашающе-черной кожи, присоединенной к прочной ручке, гласила «АХЮЛШ».
Я даже не могла на нее смотреть. Делая вид, что изучаю другие игрушки, я украдкой бросала на нее взгляды. Я знала, что ему бы понравился такой подарок. Понравилось бы меня им бить. Но одна лишь мысль о том, чтобы ходить вот с этим словом, отпечатанным на моих ягодицах, бросала меня в дрожь. Она была прекрасна, но я уже ее ненавидела. И знала, что из-за этого она понравится ему еще больше.
Я стояла возле полки минут десять, пока продавщица не подошла ко мне с вопросом, не нужна ли мне помощь. Возможно, она подумала, что я собираюсь что-нибудь украсть. Именно это подтолкнуло меня к действию – я сказала, что у меня все в порядке, схватила коробку (она оказалась тяжелее, чем я думала) и буквально побежала к кассе. Я даже пару раз останавливалась по дороге домой, краснея от стыда.
Все десять дней, оставшиеся до дня рождения Тома, я думала о шлепалке, о которой постоянно напоминал бумажный пакет на моем столе. Несколько раз я раздумывала ее дарить, сомневаясь, что смогу вынести неизбежные последствия. Но в конце концов решилась. Я знала, что ему понравится. И мне ничего не стоило потерпеть, не так ли? У меня было достаточно времени к этому привыкнуть. Действительно. Все будет хорошо. Наверное.
Его глаза блеснули, когда я вручила ему шлепалку. Он прошелся пальцами по ее швам и изгибам и хлестнул воздух рядом со мной. Я чуть не вздрогнула. Он внимательно посмотрел на меня, и я старательно попыталась скрыть страх.
Конечно, он знал, что я испытываю.
Я представила, каково это – быть жертвой такого подарка, и внутренне сжалась. Но он улыбнулся, поблагодарил меня и положил шлепалку на каминную полку, и я почувствовала облегчение. Затем он начал гладить мою грудь, опускаясь ниже, и я отвлеклась от дурных мыслей.
Шлепалка оставалась на каминной полке две недели и два дня. Не то чтобы я считала, но каждый раз, входя в комнату и видя ее, я чувствовала холодок в животе. Я боялась мысли о том, что он возьмет ее и накажет меня, но в глубине души мне было интересно, как я на это отреагирую. Смогу ли я это вытерпеть? Как долго останутся следы?
В субботу я получила ответы на все свои вопросы. Вечером у нас был неплохой секс, и мы моментально заснули. Меня разбудил странный сон, и более часа я смотрела на красные светящиеся часы. При такой бессоннице кажется, что ты единственный бодрствующий человек на планете и ничто не способно вернуть тебя ко сну. И тут я подумала, что лучший способ крепко заснуть – это оргазм перед сном. Тогда я отодвинулась от Тома, запустила руку между ног и начала мастурбировать.
Я занималась этим только в надежде получить облегчение и заснуть. Мои движения были уверенны, я пыталась достичь оргазма, который был мне так необходим. Я была спокойна, почти у цели и полностью погружена в свои ощущения и чуть не подпрыгнула, услышав его голос в темноте:
– Чем ты занимаешься?
Мои руки замерли. Черт. С опозданием до меня дошло, что ему это могло не понравиться.
– Я не могла уснуть.
Мой голос был хриплым.
– Я это понял.
Он потешался, но его голос был, как я в шутку его называла, голосом Господина. Хотя шутить подобным образом я могла только тогда, когда мы не играли в наши игры, и в другой ситуации я бы на это не осмелилась.
– Чем ты занимаешься?
Внезапно я обрадовалась темноте. Когда тебя поймали на горячем, гораздо легче изображать безразличие, не глядя в глаза.
– Я баловалась. Не могла уснуть и подумала, что мне это поможет…
Я замолчала, когда он пододвинулся ко мне сзади и обнял за запястья, которые я все еще держала между ног. Его теплое дыхание щекотало мне ухо, когда он отвел мои руки, теперь уже бездействующие, заставив меня трепетать.