Разумеется, это был не первый случай, когда маги использовали чернокнижие против людей немагической природы. Разумеется, все знали, что чернокнижие запрещено, знали, что изобличенному черному магу грозит жестокое наказание. И, вне всяких сомнений, любой рядовой житель Таврики понимал, что из-за нескольких темных колдунов все остальные не заслуживают смерти, которую несла с собой Гильдия. Но в этот раз случай был особый, ибо сыном и мужем погибших колдуний, при жизни вовсю практиковавших черную магию, оказался один из девяти Ключников.
Он даже не пытался отрицать свою причастность к чернокнижию — это было бесполезно. Его вина была доказана и она была бесспорной. Он был изгнан из ордена и приговорен к жестокому, но справедливому наказанию. Однако Орден Девяти Ключников это не спасло. Доверие было потеряно. На Ключников больше не взирали с благоговейным трепетом. Убедившись, что один из них мог долгое время скрывать свои преступления, оставаясь безнаказанным, волшебники больше не доверяли и всем остальным.
Орден Девяти Ключников продержался до падения Гильдии. Вскоре после этого его могущество стало таять на глазах. В конце концов, когда Исполняющие Волю один за другим стали покидать орден, оставшиеся восемь Ключников приняли единственное возможное на тот момент решение — распустить орден.
— Теперь Орден Девяти Ключников — лишь история. А ответ на ваш вопрос очень простой. — Букинист улыбнулся, глядя на Милу поверх очков прищуренными глазами. — Эта улица названа в честь Девяти Ключников, потому что жили они именно здесь. На этой улице была Главная резиденция ордена. Здесь были дома многих Исполняющих Волю и даже кое-кого из самих Ключников. Но их уже давно здесь нет, теперь это самая обычная улица.
Мила задумчиво хмыкнула, размышляя над историей, которую рассказал букинист. Она не пожалела, что задала хозяину лавки вопрос о названии улицы. За то время, что Мила жила в Троллинбурге, этот город все еще не переставал быть для нее загадкой. Ей было интересно узнавать о нем что-то новое. К тому же теперь ей казалось, что, оставив в посторонних руках свой камень, она хоть что-то получила взамен и для себя, поскольку нельзя было сказать, что лично ей так уж необходимо было знать подробности жизни легендарного Соломона Трисмозина.
— Спасибо, — еще раз поблагодарила букиниста Мила.
— Не прощаюсь, — улыбнулся напоследок хозяин лавки. — И не беспокойтесь о вашем перстне. С ним ничего не случится. Я обещаю.
* * *
Шагая по булыжной мостовой, Мила прижимала к груди древнюю книгу в серой неприглядной обложке. Конечно, лучше было бы положить ее в рюкзак, но тот был забит учебниками, тетрадями и свитками и места еще для одной книги в нем просто не оставалось. Книга же была такой ветхой, что, казалось, может рассыпаться от любого неловкого прикосновения.
На улице Девяти Ключников по-прежнему было безлюдно. Впереди не было ни одного прохожего. Мила оглянулась: где-то позади нее разминулись двое в темных плащах. Мила почувствовала, что начинает нервничать. Возможно, из-за отсутствия карбункула — с магическим проводником любой волшебник чувствует себя гораздо увереннее.
Мила обеими руками прижала книгу к груди и зашагала быстрее. Невидимой волной по ногам скользнул пронзительный холод. Откуда взялся такой холодный ветер, подумала Мила, ведь на улице только сентябрь. Она замедлила шаг и подняла голову. Да нет, вроде бы никакого ветра. Но не успела ускорить шаг, как все повторилось: лодыжки снова лизнул ледяной сквозняк, словно вырвавшийся из-под земли. Взволнованно глядя себе под ноги, Мила сделала шаг назад. И тут же заметила, как в том месте, где она только что стояла, стал появляться странный серый туман. Он просачивался из-под тяжелых булыжников, которыми была вымощена улица, и расползался вокруг.
Мила попятилась назад, не отрывая испуганного взгляда от тумана. Она почувствовала нарастающий в груди страх, и сердце тяжело забилось от нехорошего предчувствия. Не бывает тумана в сентябре, в сухую теплую погоду, когда дождем даже не пахнет. Мила подумала, что ей нужно убираться отсюда побыстрее, но вдруг поняла, что с трудом передвигает ноги: холод сковал их, а теперь растекался по всему телу. Девочка почувствовала, что сильно дрожит, словно было не начало осени, а середина зимы.
Туман тем временем потянулся к ней по булыжной мостовой, не извиваясь, как ползла бы змея, а прямо, целенаправленно, как тянулась бы к ней чья-то рука, пытаясь ее схватить. Мила все еще продолжала отступать: маленькими шажками, каждый из которых давался ей с огромным трудом. Она тяжело задышала, когда туман коснулся ее ног, пополз дальше и потянулся во все стороны. Мила решила, что пора взять себя в руки и поскорее убираться отсюда — что бы ни таил в себе этот странный туман, он точно не предвещал ничего хорошего. Но, подняв голову, чтобы сделать решительный шаг вперед, Мила чуть не задохнулась от ужаса.
Перед ней в десяти шагах стояла древняя, серая, как тень, старуха. Одетая в рваное серое рубище, старуха смотрела на Милу бесцветными глазами: ни зрачков, ни радужек, ничего — сплошная светло-серая муть в глазницах! Мила попробовала сделать еще один шаг назад, но ноги уже больше не слушались ее — туман превратил ее в живой столб. Такой же туман стоял стеной и за спиной старухи.
Старуха ничего не говорила, просто смотрела на стоящую перед ней девочку. Мила чувствовала, что эти пустые глазницы гипнотизируют ее, словно затягивая куда-то. Вдруг старуха стала приближаться. Она не шла, она вообще не двигалась! Но Мила видела и ощущала, что она приближается! Не в состоянии двинуться с места, Мила обернулась и увидела одного из двух прохожих, разминувшихся недавно где-то позади нее. Человек почти нагнал ее. Он поднял глаза, равнодушно глянул на Милу, прошелся ничего не выражающим взглядом дальше по улице… Мила повернула голову — старуха была все ближе, а единственный прохожий глянул вперед так, будто там никого, кроме Милы, не было! Мила снова обернулась, собираясь позвать его на помощь, но мужчина, не дойдя до нее нескольких метров, повернул влево и нырнул под низкую арку между домами. Это произошло так быстро, что Мила даже рта не успела открыть.
А старуха была уже в двух шагах от нее! Мила сделала лихорадочный вдох, наполнив легкие ледяным воздухом, и задышала от ужаса так тяжело, словно не на месте стояла, а бежала сломя голову Руки старухи будто ожили и потянулись к Миле. Она увидела обтянутые серой кожей костлявые пальцы с отросшими длинными ногтями, под которыми набилась грязь.
Мила закричала бы, но не могла издать ни звука, только продолжала задыхаться и огромными от ужаса глазами таращиться на тянущиеся к ней руки. Когда серые костлявые пальцы почти коснулись ее груди, Мила дернулась и выронила книгу, которую только что прижимала к себе. Ее охватил беспредельный ужас. Серые пальцы уже коснулись ее одежды, и Мила почувствовала, что сейчас случится что-то ужасное, отвратительное — то, что хуже смерти. Она уже почти потеряла сознание от страха, когда старуха вдруг резко отпрянула от нее. Пустые глазницы расширились до невозможных пределов то ли от удивления, то ли от гнева. Из бесцветного, серого и сухого рта вырвалось что-то похожее на яростный вопль, но очень далекий, как будто он прозвучал не здесь, а за много миль отсюда, а Мила услышала только эхо.