«Маскироваться под камень…», — раздался в сознании Милы уже ее собственный слабый голос.
Восемь камней, восемь черных морионов смотрели ей в лицо сквозь наваждение, рожденное ее собственным страхом. Мила чувствовала, что ей очень нужно сосредоточиться на этих камнях, иначе наваждение сведет ее с ума. Но еще ей казалось, что была и другая причина, почему она должна на них сосредоточиться.
«Твое лицо — это мое лицо», — беспрерывно повторял навязчивым шепотом Многолик в миллионах зеркал. Но Мила больше не хотела слушать его. Она впилась взглядом в камни на неживых, похожих на скомканную бумагу руках Некропулоса. Камни сияли иссиня-черным светом — черные морионы, имеющие власть не только над живыми, но и над мертвыми. Однако Мила отчего-то была уверена, что морионы не имеют власти над страхом. Такую власть давал только кристалл Фобоса.
«Ты существуешь потому, что существую я. Ты — мое продолжение», — угнетая ее волю и сжимая сердце безжалостными тисками, раздавался из миллионов зеркал один-единственный голос, принадлежащий Многолику. Но Мила еще крепче зажала уши руками и, принявшись мысленно твердить «морионы… морионы… морионы…», собралась с силами и сфокусировала взгляд на камнях.
Что-то было неправильно. Она смутно почувствовала это. Но сосредоточиться было неимоверно тяжело, поэтому она никак не могла понять, откуда возникло это ощущение. Взгляд скользил по камням, останавливаясь на каждом в отдельности. Что-то вдруг показалось ей странным и неуместным. Что?!!!
И вдруг она заметила…
Семь камней источали ядовитое иссиня-черное сияние. И лишь один камень, находящийся в перстне, надетом на указательный палец правой руки, не светился. Просто потому что магия, каким бы чудом она не казалась, была из этого мира. Но то, что находилось внутри камня, на который сейчас во все глаза смотрела Мила, имело совсем другую природу. Это было нечто иное, чужеродное и непознаваемое для живых. В этом камне не было магии, поэтому он не источал света — он источал страх. Это был он — кристалл Фобоса. В это самое мгновение Мила отчетливо ощущала это — страх и ужас пронзали все ее существо насквозь. И чем пристальнее она смотрела на замаскированный под морион кристалл, тем сильнее был ее страх. Она уже не понимала причин этого страха — их не было. Был только страх. Внутри нее. Вокруг нее. Всюду. Страх, страх, страх — и ничего, кроме страха.
Мила с трудом заставила себя зажмурить глаза. Это стоило ей почти нечеловеческих усилий. Но она смогла это сделать. И сразу же ощутила прилив обжигающей ярости — ярости, направленной на того, кто заставил ее испытать такую муку. Никогда и ни к кому она еще не испытывала такой всепоглощающей ненависти. Даже к Многолику. Даже к ее злейшему врагу Лютову.
И в тот самый миг, когда Мила вспомнила Лютова, она уже знала, что сейчас сделает. Не так давно Нил Лютов выместил всю свою ненависть к ней, к Миле, на ни в чем не повинном чучеле мантикоры… Сейчас Мила готова была сказать ему за это спасибо.
Каждой клеточкой своего тела ощущая, как ее с головой накрывают все новые и новые волны беспредельного и неконтролируемого страха, Мила сжала в кулак руку с кроваво-красным карбункулом на указательном пальце, вдохнула полные легкие тяжелого, словно раскалившегося воздуха и решительно открыла глаза.
Исчезли миллионы зеркал. Исчезли бесчисленные отражения Многолика. Прямо перед ней стоял старый некромант, немыслимая сила которого была в семи черных морионах и в маленьком безукоризненно черном кристалле, сеющем чистейший в мире страх.
На какое-то мгновение глаза Некропулоса расширились, словно он что-то почувствовал в тот момент, когда Мила посмотрела на него. Он еще до конца не успел заметить ту перемену, которая в ней произошла, как Мила резко вскинула руку и громко воскликнула:
— Резекцио!
И в то же мгновение Некропулос взревел от боли, а кисть его правой руки со стуком упала на пол. Кровь забила фонтаном. Иссиня-черное сияние трех морионов вмиг угасло. Но Милу интересовал четвертый камень, под внешней оболочкой которого скрывался кристалл Фобоса.
Старый некромант схватился за обрубок руки, с которого на деревянные доски пола фонтанировал, казалось, водопад крови. Тяжело и отрывисто дыша, Некропулос поднес окровавленную руку к лицу, потом посмотрел на Милу взглядом, полным безумной злобы.
— Ах ты… маленькая дрянь! — прошипел он сквозь зубы.
Мила же, в отличие от старого некроманта, чувствовала, что ее недавняя ярость улеглась — она улетучилась вместе со страхом. Кристалл сейчас не был связан со своим хозяином и утратил силу. Страха не было, и от этого Мила ощущала себя почти счастливой.
Некропулос словно прочел ее мысли и опустил глаза на лежащую у его ног отсеченную кисть собственной руки. Глаза Милы расширились от испуга, когда она поняла, что он собирается сделать. Некропулос согнул спину, наклоняясь вниз. Он протянул левую руку к безжизненному куску плоти и… и Мила решилась.
Она сделала единственное, что пришло ей в голову в те считанные мгновения, которые у нее были. Выбросила вперед руку с перстнем и громко крикнула:
— Аннексио!
Мертвая кисть молниеносно оторвалась от пола и полетела к Миле. Содрогаясь от отвращения, девочка поймала ее и вскинула глаза на Некропулоса.
— Отдай мою руку! Верни ее! — обезумевшим голосом кричал на нее старик-некромант.
Прижимая обрубок правой руки к груди, он шагнул в сторону Милы, и тогда она, превозмогая подкатывающую к горлу тошноту, стянула с указательного пальца мертвой кисти перстень с гладким черным камнем и, заметив, как при этом исказилось от бешенства лицо Некропулоса, швырнула в него не имеющую больше никакой ценности бесполезную и мертвую плоть.
— Возьмите! — презрительно крикнула она.
Окровавленная кисть попала Некропулосу в правое плечо, отчего он снова вскрикнул и со стоном схватился за обрубок увечной руки.
Мила покосилась на дверь. Кристалл теперь был в ее руках, и она могла бежать…
Но ее намерения внезапно были прерваны хриплым, натужным смехом. Она резко повернулась к Некропулосу. По-прежнему прижимая покалеченную руку к груди, он смотрел на нее лихорадочно блестящими глазами и смеялся.
— Хочешь убежать? — с нескрываемой иронией спросил он и вдруг кивнул в сторону все еще находящегося без сознания Бледо. — Оставишь его? Неужели ты думаешь, что без кристалла я не смогу расправиться с этим беспомощным мальчишкой? Ты лишила меня абсолютной власти над мертвыми, но оставшиеся четыре мориона по-прежнему способны причинить вред живому. Но своя жизнь, конечно, дороже. Давай, девочка, беги.
Некропулос издевался над ней — в этом не было никаких сомнений. Но она не собиралась поддаваться. Убить ее и Бледо — было не самой главной его целью. Ему нужен был кристалл, чтобы наказать весь город — все магическое сообщество, которое отреклось от него когда-то. А сейчас он просто пытался ввести ее в заблуждение: если она замешкается, он найдет способ отобрать у нее кристалл. И Мила не стала мешкать.