Я моментально вспомнила худенькую, болезненно бледную девушку, которая принесла в кабинет Зотовой кофе с ватрушками, поняла, что это дочь Петровой, и воскликнула:
– Вы попросили Надежду пригреть Яну?
– Надя, Алла и Инна дружили давно, – пояснил Николай Георгиевич. – Аллочка была прекрасным врачом, она постоянно лечила Петрову. Хочу внести ясность. У вас не должно создаться впечатление, что Комаров этакий мужлан, который с порога бьет женщину кулаком. Нет, мерзавец намного коварнее, настоящий иезуит. Допустим, Петр в очередной раз заподозрил супругу в измене. Сразу он карать ее не станет, а затаится, обмозгует ситуацию, составит план мести и лишь потом начнет действовать. Ну, например, такая была история…
Поехала семья на теплоходе в круиз. Инна перед тем, как подняться на судно, захотела в туалет и побежала его искать. Когда возвращалась, ее остановил молодой парень с вопросом:
– Простите, не знаете, есть ли на пристани аптека?
– Да, вам вон туда! – ответила Петрова.
Юноша улыбнулся и поблагодарил Инну, та тоже улыбнулась. Все. Обычная житейская ситуация.
Но Петр, издали наблюдавший за супругой, посчитал иначе. Думаете, он налетел на жену, когда та подошла? Закатил сцену ревности? Вовсе нет. Петя и глазом не моргнул, семья спокойно села на теплоход. Через два дня капитан устроил для пассажиров вечером прием. Инна надела красивый вечерний наряд с широкой юбкой, вошла в зал, где веселился народ, хотела направиться к фуршетному столу, но вдруг ее остановила незнакомка и прошептала:
– Дорогая, вам надо вернуться в каюту, позади на юбке огромная дыра.
Инна покосилась на одну из зеркальных панелей, которыми было облицовано помещение, и ахнула. От поясницы до колен юбка распадалась на две части. Маленькая деталь. Некоторые женщины не надевают под шелковое одеяние трусики, потому что они некрасиво проступают сквозь ткань, Инна тоже решила обойтись без нижнего белья и теперь сверкала голой попой.
Окружающие интеллигентно сделали вид, будто ничего не заметили. Чуть не сгоревшая от стыда Петрова кинулась в каюту, куда вскоре пришел муж и сказал:
– Здорово ты выступила. Весь народ исключительно о твоей жопе судачит.
Инна, понявшая, кто аккуратно подпорол шов юбки, сделав так, чтобы она некоторое время была целой, а потом, при движении, развалилась, не сдержала эмоции:
– Это ты придумал! За что ты меня так ненавидишь?
– А нечего молодым парням на пристани глазки строить! Только и думаешь, как бы с кем потрахаться! – рявкнул Петр и избил супругу.
Свой рассказ Весенин завершил почти риторическим вопросом:
– Понимаете иезуитскую манеру Комарова?
Я кивнула. Николай Георгиевич прислонился спиной к подоконнику.
– Алла умела быстро «тушить» синяки Инны, зашивала пару раз раны на ее лице…
– Бровь! – воскликнула я.
Весенин и Макс с недоумением воззрились на меня.
– У тех, кого избивают, часто травмируется бровь, – пробормотала я.
– Верно, – в один голос согласились мужчины.
А я вспомнила.
Нина Егоровна Белкина, верная секретарша директора клиники, где работала Алла Михайловна, рассказала мне, как поздним вечером, захотев полакомиться тортом, отправилась в хирургическое отделение в надежде найти бисквит там в холодильнике. Медсестры в комнате отдыха не оказалось, и Белкина, человек старого воспитания, не стала брать торт без спроса, а пошла искать кого-нибудь из персонала. Услышала голоса в перевязочной, заглянула туда и увидела Аллу Зотову, которая зашивала бровь своей подруге Инне. И ведь Нина Егоровна попыталась рассказать мне подробности, воскликнула что-то вроде: «Я хорошо знала Инну, она часто прибегала к Алле, милая женщина, но муж у нее натуральный урод. Представьте, что он сделал…»
Белкина явно намеревалась рассказать мне про взрыв автобуса, но я решила, что услышу порцию совершенно не относящихся к Зотовой сплетен, и остановила ее. Я допустила ошибку, мне следовало дать Белкиной выговориться, и уже тогда бы стало ясно: со взрывом автобуса что-то нечисто. Выстроилась бы цепочка – Лариса вроде случайно оказалась в «Икарусе», но женщина, чей муж устроил взрыв, подруга Аллы, любовницы Весенина. Впредь будет мне наука, нельзя прерывать человека, даже если его несет не в ту степь, может, именно в этой степи и зарыта собака.
А Николай Георгиевич тем временем продолжал рассказывать.
Спустя пару недель после кончины Инны он пошел в клинику на прием к гомеопату Зотовой. О ней Весенину не раз говорила Петрова. Алла Михайловна понравилась Николаю. Она составила для него капли от бессонницы и вдруг спросила:
– Вы не так давно приобрели семейный контракт в нашем медцентре, впервые у меня на приеме. Не ошибусь, если предположу, что обратиться сюда посоветовала вам покойная Инна Петрова?
– Да, – поразился Весенин. – Как вы догадались?
– Инночка была моей лучшей подругой, – ответила Зотова, – я все о вас знала.
Николай подождал, пока Алла завершит прием, и позвал ее в кафе. Вот так и начался их роман, который продолжался до смерти Аллы, умершей через несколько дней после трансплантации почки.
– А что это за история была с деньгами, полученными от клиники? – спросил Макс.
Николай Георгиевич сжал губы в тонкую линию, потом нехотя сказал:
– В день, когда Рае стало плохо, Аллу положили на очередной диализ. Я не имел возможности соединиться с ней, посоветоваться, рассказать, что с женой, и, естественно, вызвал «Скорую» из клиники. Аллочка там уже не работала. И, кстати, она предупреждала меня, что лучше разорвать контракт с этой клиникой, в ней не осталось знающих специалистов. Прежний владелец умер, дело перешло к его сыну-балбесу. И если в первое время после смерти старого хозяина все еще шло по накатанной, то теперь клиника превратилась в скопище неучей. Но, понимаете, я думал, что в Зотовой говорит обида. Ее заставили уволиться, поступили некрасиво с врачом, которая служила не один год, выставили на улицу больную женщину.
– Ясно, – протянул Макс.
– Я попал в ужасное положение, – бормотал Весенин, – Рая скоропостижно умерла, у Вали от стресса началось обострение диабета, Лариса впала в истерику, да еще Аллочке стало совсем плохо, ее поместили в стационар. Но через пару дней ей полегчало, Алла вернулась домой, и я рассказал ей о своем горе. Зотова попросила медицинские документы Раисы, и я ей их передал. Она позвонила мне ночью и сказала: «Коля, это не корь! Врачи ошиблись, неправильно лечили Раису, ты должен подать на них в суд». Я был шокирован. На следующий день Алла объяснила, как поняла, что Раису свела в могилу не детская инфекция. А я ей сказал, что судиться с центром пустое дело. Кроме того, мне не хотелось травмировать дочерей. Будь я один, наверное, начал бы процесс, но Валя с Ларой, подумал я, не переживут, если узнают, что их мать можно было спасти. Только Алла упорствовала: «Я напишу тебе, что надо говорить. Ступай к балбесу Илье, он заплатит тебе за молчание». Но я опять отказался. Не собирался получать деньги за смерть Раисы.