— Его обвиняли всего лишь в краже пончиков из «Слепой курицы» якобы с помощью телепортации.
— О, — озадаченно моргнула Мила. — И как ты доказала, что он их не крал?
Платина вздохнула.
— Предоставила суду свидетельства его полной неспособности к телепортации предметов.
— Тогда, может быть, попробуешь доказать суду мою полную неспособность к зоочарам? — предложила Мила. — Они говорят, что я наслала на Гурия нетопырью атаку, а я этого делать не умею.
— Знаешь, Мила, тут есть одна проблема, — ответила Платина.
— Какая?
— Нельзя сказать, что ты этого не умеешь. Ты не пыталась, а если бы попыталась, то почти наверняка у тебя бы это получилось. К тому же… если бы и удалось доказать, что ты не владеешь нетопырьими чарами, это сняло бы с тебя обвинение в нападении на Гурия, но не в убийстве Некропулоса.
Мила подняла глаза на Платину и осторожно спросила:
— Платина, а ты правда веришь, что я не делала того, в чем меня обвиняют?
Платина удивленно округлила глаза.
— Конечно! Фреди уверен, что ты невиновна. А он редко ошибается.
После этих слов некоторое время они шли молча. Мила мысленно спрашивала себя, почему Гурий, защищаясь от чар Некропулоса, применил именно заклинание «Резекцио». Странное совпадение. Кроме того, что это было заклятие, с помощью которого Мила лишила Некропулоса руки, у нее никак не укладывалось в голове, что Гурий применил к некроманту смертоносные чары. Она была уверена, что боевой маг уровня Гурия должен владеть многими оборонительными приемами, которые могут обездвижить противника или на время лишить его сознания. Гурий был не из тех, кто спешит убивать, а тем более — магией. К тому же ее учитель не имел личных счетов с Некропулосом, в отличие от Многолика. Он должен был понимать, что некромант — это ниточка, которая может привести к его бывшему другу Лукою. По логике вещей, смерть Некропулоса — последнее, что Гурий мог допустить. Никто не был так одержим поисками Многолика, как он. Так почему же, защищаясь, Гурий убил Некропулоса? Неужели у него не было другого выхода? Но почему тогда использовал для этого именно заклинание «Резекцио»?
— Мила, так что ты решила? — отвлек ее от размышлений голос Платины.
— О чем ты? — не поняла она.
— На предварительном слушании ты еще можешь попросить другого Защитника.
Мила отрицательно покачала головой. Пусть у Платины не было опыта, но она, по крайней мере, действительно хотела помочь, как бы странно это ни выглядело, учитывая отношения Милы с семейством Мендель. Впрочем, теперь Платина относилась к Миле дружелюбно, и, кажется, здесь не обошлось без влияния Фреди Векши.
Мила уже хотела было ответить, как вдруг маленькая процессия, в середине которой они шли, остановилась.
Перед Милой была массивная двустворчатая дубовая дверь, над которой золотом сияла надпись: «Светозариум».
— Ждите здесь, — повелительно произнес господин Жавель. — Вас вызовут.
С этими словами он приоткрыл одну из тяжелых створок и протиснулся в образовавшуюся узкую щель. Дверь за ним тут же закрылась.
— Светозариум, — с трепетом в голосе произнесла Платина. — Верховный зал суда Менгира. Именно здесь решаются судьбы всех жителей Таврики.
Не разделяя трепета Платины, Мила угрюмо покосилась на золотую надпись, а потом, почувствовав, что ее разглядывают, скосила глаза вбок.
Слева от дверей Светозариума из высокого мраморного постамента вырастала огромная, в человеческий рост, голова.
— Обрати внимание, Карай, перед тобой будущий объект справедливого возмездия, — сказала голова.
Разноцветные глаза: голубой правый и черешневый левый — смотрели на Милу с неодобрением. Белый судейский парик на голове был так огромен, что человеку дородному легко заменил бы шубу.
— Ты как всегда прав, Ведун, — раздался похожий голос с другой стороны; Мила скосила глаза вправо. — Нет невинных среди сущих на Земле, а потому каждый заслуживает кары.
Вторая голова почти ничем не отличалась от первой: такой же седой судейский парик и те же разноцветные глаза: голубой и черешневый. Вход в Верховный зал суда охраняли гекатонхейры-привратники.
Мила насупилась.
— И за что я заслуживаю кары? — угрюмо спросила она.
— Каждый за что-нибудь да заслуживает, — изрекла голова по имени Ведун.
— Да, каждый, — поддержала другая, с говорящим именем Карай. — Использовал запрещенное заклинание — под суд. Взял вещь без спросу — под суд. Выбил сильфу глаз локтем — под суд.
— Они же невидимы — сильфы, — возмутилась Мила. — Откуда узнаешь, где у него глаза, если их не видно?
— Незнание не освобождает от ответственности, — укоризненно стрельнул в нее разноцветными глазами Ведун. — Знаешь, в чем виноват, — под суд. Не знаешь, в чем виноват, — все равно под суд.
— А тебя за что судить будут, дитя человеческое? — с нескрываемым любопытством поинтересовался Карай. — А?
— За убийство.
Головы переглянулись. Ведун причмокнул губами и спросил:
— И как же совершила ты сие злодейство?
Мила сделала страшное лицо и по очереди одарила гекатонхейровы головы многозначительным взглядом.
— Голову отсекла.
Ведун шумно сглотнул. Карай зашелся в нервном кашле. Мила прищурила глаза и с маниакальным любопытством уставилась на обоих.
— Кстати, давно хотела узнать, что будет, если голову гекатонхейра выкорчевать из урны? — И невинно поморгала, посмотрев по очереди в две пары черешнево-голубых глаз: — Выживете?
Обе головы вжались в свои постаменты, как подозревала Мила, внутри представляющие собой все те же урны.
— Говорю тебе, Карай, плачет по ней суровое возмездие, — с негодованием прошептал Ведун.
— Страшная кара ждет тебя, дитя человеческое, — дрожащим голосом произнес Карай, обращаясь к Миле.
— За кощунственные помыслы твои, — дополнил Ведун.
Мила демонстративно хмыкнула.
— Только за помыслы? А я думала, за убийство. — Она повернулась к Платине. — Они со всеми такие доброжелательные?
Платина только пожала плечами.
— Не обращай на них внимания. Никто не обращает. Кстати… — Помрачнев лицом, девушка посмотрела Миле в глаза: — Я забыла сказать… Судьей на твоем процессе будет сам Владыка Мстислав. Как глава Судебной палаты он редко ведет какие-то дела лично, только самые значимые.
Мила закатила глаза к потолку.
— Какая честь.
Казалось, все складывается настолько плохо, что хуже быть уже просто не может. Не успела Мила подумать об этом, как тотчас оказалось, что она ошиблась.