— Что-то здесь не так, Нил, — насторожился он, косясь по сторонам. — Мне это не нравится.
Лютов нахмурился и, склонив голову набок, с сомнением посмотрел на своего приятеля.
— Какого черта, Рем? — тихо и недовольно спросил он.
Воронов нервно косился по сторонам и бросал подозрительные взгляды на Милу. Казалось, что он ощущает присутствие какой-то угрозы. Мила озадаченно подняла брови, недоумевая, что случилось с приятелем Лютова, и вдруг ее осенило.
Пугало! Поведение Воронова могло объяснить только одно — татуировка Милы, спрятанная под кофтой чуть ниже левой ключицы, действовала! Воронов не видел перед собой никакой опасности, но явно ощущал беспокойство. На уроках ни Лютов, ни Воронов ничего подобного не почувствовали, потому что не собирались на Милу нападать. Но сейчас, когда от них исходила угроза, танцующее пугало, кажется, выполняло свое предназначение — оно их отпугивало!
— Рем! — Лютов начинал злиться.
— Говорю тебе, Нил, здесь что-то не так, — одержимо повторял Воронов. — Пошли отсюда.
С опаской и злостью одновременно он бросил на Милу последний взгляд из-под бровей и стал пятиться от нее. Потом повернулся и решительно направился к лестнице.
— Пошли отсюда, Нил, — на ходу повторил Воронов; он без конца боязливо оглядывался на Милу, но при этом так торопился покинуть этаж, что все время спотыкался. — Что-то здесь не так…
Лютов проводил приятеля недоверчиво-изумленным взглядом, потом повернулся к Миле. Заметив, как он на нее смотрит, Мила сделала вид, что озадачена поведением Воронова так же, как и он. Судя по выражению его лица, Лютов ни на секунду в это не поверил. Хмуро и подозрительно оглядывая ее с головы до ног, он медленно подошел ближе на несколько шагов, но все же остановился на довольно приличном расстоянии. В его взгляде проскользнули одно за другим сомнение, беспокойство и настороженность — он явно не мог понять, откуда все это взялось.
— Он прав, что-то тут не то, — задумчиво произнес Лютов и, многообещающе глянув на нее сквозь суженные щели век, покачал головой: — Но я выясню, в чем дело, Рудик. Можешь не сомневаться.
Мила не ответила, просто смотрела на него, усиленно стараясь не показать никаких эмоций, чтобы не выдать себя. Лютов повернулся к ней спиной и, не оборачиваясь, пошел за Вороновым.
Некоторое время Мила стояла на месте с ничего не выражающим лицом. Но когда шаги Лютова на лестнице стихли, она согнулась пополам и расхохоталась. Рюкзак своей тяжестью потянул ее к полу, и Миле пришлось прислониться к стене.
— «Здесь что-то не так, Нил, здесь что-то не так…», — сквозь смех передразнила она Рема Воронова. — Умора…
Мила скосила глаза на плечо и дотронулась до того места под левой ключицей, где пряталась татуировка пугала.
— Вороны с карканьем разлетелись, — сказала она с улыбкой.
Найдя наконец в себе силы отстраниться от стены, Мила сняла рюкзак, не без труда вытащила неудобно застрявшую между двумя учебниками волшебную палочку и снова взвалила рюкзак на спину. После чего направилась в учительскую, в надежде застать там Фреди.
* * *
От злосчастной дубовой палочки ей все-таки удалось избавиться. Застав Фреди в учительской, Мила вручила ему палочку, быстро произнесла «Спасибо!» и пулей вылетела из кабинета, пока Фреди не начал уговаривать ее пользоваться палочкой до возвращения карбункула.
Вечером друзья устроились в укромном уголке гостиной, в треугольнике бурых медвежьих шкур, недалеко от камина. Опять пошел дождь. Капли барабанили по стеклу с удвоенной силой, словно наверстывая потерянное время, ведь сегодня весь день было на удивление сухо. Судя по водопаду за окном, на смену дождливому лету пришла дождливая осень.
Мила рассказала друзьям о встрече с Лютовым и Вороновым после уроков. Ромку эта история очень позабавила.
— Неужели он к тебе даже подойти не смог? — восхитился Лапшин.
— Не-а, — довольно улыбнувшись, подтвердила Мила.
Ромка захихикал.
— Могу себе представить: Воронов ошалело косится по сторонам и повторяет, как попугай: «Что-то здесь не так! Что-то здесь не так!».
Ромка так уморительно передразнил Воронова, что Мила с Белкой засмеялись. Лапшин нашел взглядом Берти — он, Тимур и Пентюх сдвинули кресла у двери ближе друг к другу и, судя по книгам, раскрытым и разложенным на подлокотниках вверх корешками, планировали учить уроки. Но книги лежали сами по себе, а парни о чем-то болтали и время от времени взрывались хохотом.
— Надо Берти рассказать, — заявил Лапшин. — Ему понравится эта история с Вороновым.
— Расскажу, — пообещала Мила. — При случае. Это же была его идея насчет татуировки. Он оценит, что из этого вышло.
Представляя реакцию Берти, Мила улыбнулась и посмотрела на Ромку. К ее удивлению, веселье на лице друга сменилось серьезным и хмурым выражением. Он по-прежнему смотрел на троицу у двери.
— О чем ты думаешь? — спросила его Мила.
— Мне не дает покоя вопрос Тимура за завтраком, — угрюмо сказал Ромка. — Это как-то странно. Я хочу сказать… Какого черта ему приспичило лезть к тебе с подобными вопросами, когда вокруг столько народа?
Мила покачала головой.
— Не знаю. А об этом убийстве в газетах писали?
— Писали, — ответил Ромка. — Но летом, когда были каникулы. Так что читали это только местные. Большинство меченосцев приехало на днях из Внешнего мира, они были не в курсе… — Он многозначительно кашлянул. — До сегодняшнего утра.
— Они бы все равно узнали, — пожала плечами Мила.
— Да, но не так скоро, — возразил Ромка. — И не все сразу.
Какое-то время они молчали. По интонации друга Мила чувствовала, что тот недоговаривает.
— Ты на что-то намекаешь? — прервала молчание она.
Ромка опять кашлянул.
— Тебе не кажется, что это может быть Многолик? — спросил он, понизив голос, хотя это было и не обязательно — в ближайшей к ним компании меченосцев с первого курса ребята говорили так громко, что им даже друг друга приходилось перекрикивать.
— Какое отношение Многолик имеет к тому, что произошло за завтраком? — не поняла Мила.
— Он умеет внушать мысли, — ровным голосом ответил Ромка. — Тимур, может, и не собирался ни о чем таком тебя спрашивать. Потом вдруг появилась мысль, он и… — Ромка криво усмехнулся. — Поверь мне, от своих собственных не отличишь.
— Так это и происходит? — посмотрев на друга, спросила Мила. — Неужели совсем не чувствуешь, что мысль чужая?
Тот покачал головой.
— Нет ощущения, что кто-то влез тебе в голову, если ты это имеешь в виду, — ответил Ромка. — Это просто мысль — и все.
— Это страшно, — вмешалась в разговор Белка. — Но все-таки я не понимаю: зачем Многолику могло понадобиться внушать Тимуру чтобы он спросил… то, что он спросил. Это так… ну не знаю… незначительно, что ли.