— Но он боится. И никому не рассказал, что встретил нас в Черном Городе. Значит, ему есть что скрывать.
— Выходит, Берти был прав? — спросила Белка.
— Похоже, ты недооцениваешь своего брата, Белка, — заметила Мила.
В дверях гостиной появилась Альбина. На ней была верхняя одежда: синяя бархатная накидка на плечах, а на руках — тонкие перчатки того же цвета.
— Вы готовы, госпожа Рудик? — спросила Альбина.
Мила кивнула.
— Тогда пойдемте.
Мила быстро набросила на себя плащ и пошла за Альбиной. В дверях обернулась и помахала друзьям рукой.
— Мы попозже к тебе заглянем, — прошептал ей вслед Ромка.
Белка активно закивала, подтверждая его слова.
Дорогу от Львиного зева до Театра Привидений миновали молча. Мила старалась не отставать от своего декана, но шла немного позади, тайком восхищаясь величественной осанкой Альбины. В дополнение к белому мраморному лицу и черным как смоль волосам это придавало ей такой вид, что невольно все внутри вытягивалось по струнке — возражать Альбине не пришло бы в голову ни при каких обстоятельствах.
Альбина завела Милу в холл театра, откуда они сразу свернули налево и оказались в одном из многочисленных тесных коридоров. Мила послушно шла следом. Остановились возле узкой невзрачной двери. Это явно была не парадная дверь для зрителей, а что-то вроде запасного хода. Скорее всего, через эту дверь заносили музыкальные инструменты и декорации, через нее же наверняка выходили к зрителям артисты. По крайней мере те из них, которые не умели просачиваться сквозь стены.
Профессор толкнула дверь рукой, и та со скрипом отворилась. Альбина шагнула вперед, и тут же раздался громкий треск. Альбина повернулась к свету, и Мила заметила, что восхитительный синий бархат, из которого была сшита накидка профессора, разорван чуть ниже плеча.
— Очень неприятно, — холодно сообщила Альбина, разглядывая испорченную накидку. О том, что ей действительно неприятно, говорили разве что чуть прищуренные глаза.
— Здесь гвоздь, — осмотрев дверной проем, сообщила Альбина и, обернувшись к Миле, посоветовала: — Осторожнее, в этом театре много гвоздей. Это очень старое здание.
Вдвоем они зашли вовнутрь. В Театре Привидений было сумрачно, если не сказать темно. Где-то под самым куполом находился источник слабого света, которого хватало лишь для того, чтобы с трудом различать очертания предметов.
— Побудь здесь, — сказала Альбина. — Я разыщу профессора Лучезарного и скажу ему, что ты уже пришла. Он спустится.
Альбина вышла, и Мила осталась одна в огромном помещении театра. Сейчас здесь все было совсем не так, как во время представлений, когда ложи утопали в ярком свете, а зрители шумели и взрывались овациями. Теперь пустые, затемненные серой дымкой ложи будили внутри Милы странное чувство, будто театр пристально наблюдает за ней со всех сторон. Мила невольно поморщилась.
— Ты уже здесь? — раздался позади Милы бодрый голос Поллукса Лучезарного.
«Уже здесь… Уже здесь… Уже здесь…», — эхом разнеслось по всему театру.
Эхо показалось Миле странным — словно разные голоса, кто тише, кто громче, повторили слова лицедея.
Поллукс Лучезарный остановился в нескольких шагах от Милы и, подняв голову, осторожно осмотрелся.
— Призраки развлекаются, — пояснил он и махнул рукой в неопределенном направлении. — Не обращай внимания. С ума сходят от скуки. Совершенно бесполезные бестелесные создания.
Под куполом пронесся недовольный гул и тут же смолк.
— Надо же! — воскликнул профессор, глянув вверх; на выпирающий квадратный подбородок профессора легло пятно света, отчего на его лице еще сильнее, чем обычно, проступило выражение безграничного высокомерия. — Они еще и выявляют недовольство! Вот ведь возомнили! — Он хмуро посмотрел в пустоту, в которой прятались призраки. — Но… это неважно. Значит так! Твоя задача состоит в следующем… Видишь этот помост?
Лучезарный указал в центр партера. Мила с недобрым чувством покосилась на круглую сцену-островок. Весь он был щедро покрыт светло-коричневой гадостью, напоминавшей жидкие экскременты, которые основательно засохли. Ни единого чистого клочка на круглой сцене Мила не обнаружила — только следы от босых ног Лучезарного. Когда обувь Марса превратилась в экскременты, Поллукс остался босой.
— Это, — профессор шумно вдохнул воздух затрепетавшими длинными ноздрями, — то, что осталось от доспехов Марса.
Тут Поллукс Лучезарный тонко и манерно покашлял и изобразил на лице выражение сдержанного порицания. Миле показалось, что он пытается пробудить в ней чувство вины.
— Я испробовал все известные мне способы, чтобы убрать это… это безобразие. Как видишь — безрезультатно. Я абсолютно уверен, что у тебя, — он сделал ударение на последнем слове, после чего выдержал многозначительную паузу и закончил: — У тебя выйдет лучше. Я в этом ничуть не сомневаюсь.
Мила понимала, на что намекает профессор метаморфоз: кому же проще расколдовать, как не тому, кто наколдовал? Отдавая должное профессору, Мила понимала, что логика в его словах была железная. Если бы, конечно, он был прав насчет нее. Но он ошибался, а доказывать свою непричастность, очевидно, не имело никакого смысла. Поллукс Лучезарный всегда был занят лишь своей персоной и ни в чем разбираться не желал.
Мила только тяжело вздохнула. В конце концов, очистить сцену от… э-э-э… грязи — не с чудовищем ведь сражаться? Как-нибудь управится.
— Может быть, чаю? — неожиданно предложил профессор, состроив на лице выражение притворной любезности. — Подкрепить силы?
— Да, спасибо, — согласилась Мила, удивляясь как Поллуксу Лучезарному удается быть до омерзения самовлюбленным и одновременно проявлять какие-никакие знаки внимания.
— Одну секунду! — Он щелкнул пальцами, и в руках у него тотчас появился небольшой круглый поднос с крошечной чашечкой, в которой от силы могло вместиться глотка два-три, не больше.
— Собственного приготовления, — он расплылся в самодовольной улыбке, но из-за выпирающего квадратного подбородка улыбка получилась такой, будто он предлагал Миле не чай, а как минимум яд собственного приготовления. Однако самодовольство на его лице быстро сменилось легкой растерянностью. — Честно говоря, я не вижу, куда бы его можно было поставить…
Профессор озирался вокруг, но, конечно, напрасно: ни столика, ни стульев, которых никогда не было в этом партере, ни пюпитра, который стоял здесь, когда в театре представление давал профессор Лирохвост, не было — ничего, кроме сцены-островка.
— Ну… тогда… — он пожал плечами и, особо не раздумывая, опустил поднос прямо на пол. — Пол все-таки чище, чем…
Он снова с особой интонацией кашлянул и с брезгливой миной скосил глаза на изгаженный помост.
— Ну что ж, — посмотрел на Милу профессор, — мне придется оставить тебя одну: у меня много дел. Думаю, справишься и без моей помощи. Желаю удачи.