Мила какое-то время молчала, словно хотела услышать в последней фразе какие-то нотки неискренности. Но их не было, и она просто кивнула, подумав про себя:
«Или я просто не хочу быть убийцей своего отца. Потому что, может оказаться, Лукой Многолик и есть мой отец».
— Ты не хочешь быть убийцей, — уже громче повторил Велемир, словно прорываясь силой своего голоса сквозь сумрачные мысли Милы. — И это правильно. Ты еще слишком молода, чтобы нести в своем сердце такую ношу — чью-то отобранную жизнь. Не думай, что ты плохой человек, Мила. Сегодня тебе удалось спасти жизни двоих — твоего друга и брата твоего учителя. И, что не менее важно, тебе удалось понять и прочувствовать то, что понимает не каждый взрослый, — какой огромной ценностью является человеческая жизнь!
Мила подняла глаза на Владыку. Странное у него в этот момент было лицо — непривычное. Он не улыбался ей снисходительно, как всегда улыбаются взрослые, когда делают вид, что объясняют что-то очевидное для них, взрослых; что-то такое, что может быть непонятно только детям. Немного хмурился, но не оттого, что был раздражен или зол на кого-то — его взгляд был спокойным и ясным. Велемир перевел взгляд к окну, за которым солнечные пятна играли на листве деревьев, а тени от ветвей чуть заметно скользили по траве. Секунду он словно прислушивался к беззаботному пению птиц, и Миле почудилось, что в этот момент в его взгляде промелькнуло и в тот же миг исчезло что-то похожее на ожидание.
— А ведь она так велика, — наконец нарушил молчание Владыка, — что за жизнь своего друга ты, не задумываясь, готова была отдать свою собственную. Она так велика, что Лукой Многолик на твоих глазах убил твоего товарища и сегодня чуть было не убил еще одного, но ты все равно не считаешь, что имеешь право взамен отобрать его жизнь. Это и есть ценность человеческой жизни, на которую никто из нас — неважно маг он или нет — не имеет право покушаться.
— Но ведь Многолик считает, что он имеет право убивать людей! — возразила Мила с неожиданной для самой себя горячностью.
— И он уже наказан за это, — тихо отозвался Владыка. — Ты видела его. Это уже даже не человек. Его душа исковеркана так же, как и его тело. С исковерканным телом еще можно оставаться человеком и радоваться свету. А жить с исковерканной душой — это, наверное, то же самое, что для господина Острика жить в Алидаде, где всегда только ночь и никогда не бывает солнечного света. Темнота, которая никогда не рассеивается, — что может быть хуже?
Мила вспомнила вампира, самым большим желанием которого было увидеть солнце.
— Не нужно брать с него пример, Мила, — пристально заглянув ей в глаза своим пронзительным зеленым взглядом, произнес Владыка. Он не назвал имени, но Мила и так поняла, кого он имеет в виду. — Ты лучше его. И ты всегда должна об этом помнить. И еще о том, что именно лучшим людям суждено прощать другим даже зло.
Мила помолчала, вдумываясь в слова Владыки и чувствуя, как бесчисленные острые шипы один за другим выскакивают из ее сердца.
— Я полагаю, — отвлек ее от размышлений голос Велемира. Мила подняла голову и увидела, как мелькнули лукавым блеском его глаза. — Я полагаю, без выговора нам все же не обойтись. Иначе могут подумать, что я даю своим ученикам слишком много поблажек.
Мила, которая давно ожидала выговора, обреченно вздохнула. Она представила разочарование на лице Акулины, и чувство вины неприятно заскребло у нее в горле.
— Однако, — поспешил добавить Велемир, — вместе с выговором я должен также объявить благодарность тебе и твоим друзьям.
— Благодарность? — Мила вскинула голову и удивленно воззрилась на Владыку. — Но за что?
Владыка сделал вид, что всерьез задумался.
— Давай посмотрим, — протяжно сказал он. — До сегодняшнего дня в непосредственной близости с Троллинбургом находилось очень опасное, зловещее место — Долина Забвения. Конечно, такое соседство не могло не вызывать у местных жителей чувства страха. Однако теперь любой сможет спуститься в Долину, зная, что ему ничего не угрожает. Люди перестанут исчезать и гибнуть в Долине. И это благодаря тебе. Не знаю, что по этому поводу думаешь ты, но лично я считаю, что это достойно благодарности. — Владыка понизил голос до шепота: — К тому же благодарность поможет как-то сгладить неприятный осадок от выговора, ты со мной согласна?
Мила улыбнулась и с готовностью кивнула. Владыка тоже улыбнулся, и морщины-лучики весело заиграли вокруг его глаз.
— А теперь тебе нужен отдых, — сказал он. — Ничуть не сомневаюсь, что у тебя была очень трудная ночь. Думаю, хороший сон поможет восстановить силы.
Мила снова кивнула, встала с кресла и пошла к выходу. Но, пройдя всего лишь несколько шагов, остановилась и обернулась.
— Владыка?
— Да, Мила?
— Я еще хотела спросить. Многолик сказал, что Метка защищала от опасности меня и даже себя. Но те случаи, о которых он говорил… Это не так — меня выручали друзья, однажды даже привидения, которые живут в театре, а не Метка. Почему же он решил, что это была Метка?
Велемир опустил взгляд на лежащие на коленях одна в другой кисти рук, и Мила заметила, как он сдержанно улыбнулся в бороду. Потом он поднял голову и посмотрел на нее своими зелеными глазами, которые тоже улыбались, и ответил:
— Боюсь, что для Лукоя Многолика это слишком сложно. Представить себе, что защитить от беды может не какой-то могущественный талисман и не собственная магическая сила, а друг… Для этого нужно только одно — иметь друзей и уметь делиться с ними всем: радостями, бедами, страхами и даже собственной жизнью. — Владыка помолчал немного, а потом снова заговорил: — А теперь я хочу тебя спросить, поскольку, мне кажется, ты знаешь Многолика лучше чем я. Как ты думаешь, способен ли он поделиться хотя бы собственной ненавистью с кем-то другим… или нет?..
* * *
Слова Владыки эхом звучали в сознании Милы: «Ты лучше его. И ты всегда должна об этом помнить». Она повторяла их про себя много дней подряд, пока наконец не решила, что не так уж и важно, кем был для нее Многолик. Потому что она совсем не такая, как он. И никогда такой не станет.
Что касается всех тех событий, которые произошли в пещерах, то Миле не пришлось даже рассказывать о них своим друзьям. У Берти это все равно получалось лучше, чем вышло бы у Милы. Она просто не смогла бы превратить все пережитые ими события, в том числе и встречу с Многоликом, в увлекательное приключение, как сделал это Берти. Ее рассказ, скорее всего, получился бы довольно мрачным. Берти же рассказывал свою версию произошедшего уже в который раз подряд, но Ромка, Белка и Тимур слушали с открытыми ртами. Ромка жалел, что все самое интересное опять случилось без его участия. Тимур восхищался своим лучшим другом, у которого хватило смелости в одиночку отправиться в Долину Забвения. И только Белка справедливо считала, что ничего увлекательного нет в том, чтобы подвергать себя и других смертельной опасности. Но ее как всегда никто не слушал.