— Я думаю, это Амальгама догадалась о моих способностях, — предположила Мила, — когда у меня было последнее видение. Она все спрашивала: что это я там увидела?
— Похоже, — хмыкнул Ромка, — заботливая тетушка от своего любимого племянничка ничего не скрывает, так?
— Похоже на то, — задумчиво согласилась Мила.
Эта мысль не казалась ей слишком приятной. Было не очень весело знать, что кто-то ее ненавидит и только и ждет удобного случая, чтобы навредить.
Это угнетало Милу весь вечер. Возможно, от таких размышлений ей стало бы совсем паршиво, но, уже засыпая, Мила вспомнила одобрительную улыбку Многолика, вызванную зеленой гнилью на голове Лютова, и настроение у нее заметно улучшилось.
С самого утра все казалось очень странным. На столбах и на воротах города были расклеены плакаты. Плакаты были совсем чистыми, и только иногда внутри проносилась какая-то большая серая тень. Но тут же исчезала.
В холле Думгрота большой красный петух на портрете профессора Корешка отчаянно кукарекал, да так громко, что вверх по лестнице каждый старался подняться как можно быстрее, и обязательно закрыв уши руками. Профессора Корешка на его собственном портрете почему-то не было.
Еще до обеда стало известно, что учитель зельеварения пропал без вести. Нужно заметить, что обеспокоены этим были единицы. Многие считали это лишь очередным проявлением многочисленных странностей Корешка. В числе последних был и Ромка.
— Профессор Корешок такой лилипут, что спокойно вместится в один из своих котлов, — сказал он, когда ребята шли на урок магических инструментов. — Ничуть не удивлюсь, если он там случайно заснул, а весь город в поисках него с ног сбился.
Белка засмеялась своему отражению в зеркале. Она шла вслед за друзьями, не глядя под ноги, но, судя по всему, возможность врезаться в ближайший угол на повороте ее не пугала. Куда важнее было выглядеть безупречно в присутствии Лирохвоста.
Мила резко затормозила и даже не обратила внимания, что, наткнувшись на нее, Белка выронила зеркало, которое чудом не разбилось. Миле вдруг пришла в голову совершенно невероятная мысль, но она почему-то ухватилась за нее мертвой хваткой и не хотела отпускать.
— Как ты сказал? — переспросила Мила, и Ромка, остановившись, обернулся к ней.
— Я говорю, заснул в котле, город с ног сбился… — машинально повторил он. — А что?
Мила решительно дернула за ремень рюкзака, и тот бодро подпрыгнул. С выражением ликования на лице она подошла к ожидающим ее друзьям.
— Слушайте, а ведь Корешок действительно очень маленького роста.
— Ну и что?
— А то, — ликовала Мила, огорошенная собственным открытием, — что тот, кто ограбил Менгир, был маленького роста, и все решили, что это гном. Но ведь это мог быть и человек маленького роста, замаскированный под гнома.
— Корешок? — вскинув одну бровь, спросил Ромка.
— А почему нет? Ведь он высоко летел, и то, что он ростом немного выше, чем любой гном… На такой высоте этого никто и не мог заметить. И еще: помните гекатонхейра из Архива? Он был усыплен каким-то сложным алхимическим составом, а Корешок все время наведывался в кабинет алхимии и вполне мог взять там все, что ему нужно, чтобы приготовить такой состав и усыпить гекатонхейра.
Миле эта мысль очень понравилась. Она на самом деле не очень-то верила, что это мог быть гном. И Коротышка Барбарис говорил то же самое.
— Послушайте, я вспомнила кое-что! — воскликнула Белка, внезапно утратив интерес к зеркалу. — Когда мы в тот день слонялись по коридору, разведывая обстановку, Корешок был в Архиве. Правда, недолго: зашел и тут же вышел.
— Наверное, ему хватило времени. Если он, к примеру, угостил гекатонхейра чем-то, во что было подмешано снотворное, архивариус мог не обратить на это никакого внимания. Нашего Полиглота все закармливают сутки напролет. И ничего. Никто ведь не говорит, что кормить великанов, то есть их головы, запрещено, правда?
— Значит, это Корешок помогает Гильдии, — в качестве утверждения подытожил Ромка. — Я бы не удивился. Таких, как он, обычно и используют во всяких темных делишках. Повлиять на него и пригрозить, по-моему, — плевое дело.
— Но как же тот высокий человек в Архиве? — вставила Белка. — Вы что, забыли? Это не мог быть Корешок.
— Нет, не забыли, — сказала Мила. — И про человека, выходящего из дома Чёрка тоже. Просто помогать Гильдии может не один человек. Их может быть двое, вот в чем дело.
* * *
На уроке музыкальных инструментов Лирохвост решил продемонстрировать всем свою экспериментальную свирель. Сидящая в клетке большая белая крыса, которая должна была стать подопытной, нервно шевелила усами, а профессор рассказывал, что свирель должна усыпить жертву и начисто стереть из памяти последние события ее жизни.
Все дружно произнесли «Тимпанум Параакузия» и отключили свой музыкальный слух. Пока Лирохвост вдохновенно играл, а маленькие розовые глазки крысы застилало сонной пеленой, Ромка шепотом поинтересовался:
— Интересно, когда крыса проснется, как мы узнаем, что она забыла? Она сама нам расскажет, или мы позовем переводчика с крысиного языка?
Некоторые ребята, сидящие поблизости, тихо засмеялись, а Белка строго отчитала Ромку возмущенным шепотом:
— Зря смеешься. Между прочим, в Белом роге некоторые ребята не только с крысами умеют разговаривать, но и с пауками. Даже с ядовитыми.
На Мишку Мокроноса, сидящего перед ними, слова Белки произвели сильное впечатление.
— Да ну!? — воскликнул он шепотом. — Надо папаше своему идею подкинуть — инопланетный злодей, знающий паучий язык, прилетает на Землю и с помощью пауков завоевывает планету. Здорово!
— Это уже, кажется, было, — заметил Ромка. — К тому же, никаких инопланетян не существует.
В этот момент со стороны верхнего ряда раздался душераздирающий храп. Обернувшись, все уставились на Алюмину, которая лежала на парте, опустив голову на руки. Возможно, Алюмина неправильно применила заклинание, либо она вообще забыла это сделать, но экспериментальная свирель Лирохвоста подействовала, и храпела она теперь отменно.
— Вот это храп… — протянул Ромка.
— Это еще что! — вставил Мишка. — Вы бы слышали, как храпит мой папаша в перерывах между сочинением фантастических рассказов. По сравнению с этим, храп Алюмины — это одиннадцатая симфония Лирохвоста.
У Ромки при этих словах странно округлилось лицо. С плотно сжатым ртом и надутыми щеками он напоминал лягушку. На глазах почему-то выступили слезы. Мила поняла, что он вспомнил тот знаменательный день, когда благодаря Алюмине премьера «Синей Бороды» стала незабываемым событием. Однако героические потуги Ромки провалились: выпустив изо рта воздух, он громко засмеялся, ухватившись за живот…