Число власти | Страница: 62

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Глеб положил пистолет на криво стоявший посреди комнаты обеденный стол и двинулся к компьютеру, переступая через разбросанный по полу хлам. Ему вдруг стало любопытно, что стало с жестким диском. Разумеется, на дворе стоял двадцать первый век, но Сиверов по опыту знал, что на свете до сих пор осталось достаточно кретинов, полагающих, что для уничтожения компьютера достаточно с шумом и треском разбить монитор.

Увы, тот, кто уничтожал компьютер, кретином не был. Глеб понял это, не пройдя и половины пути до окна. Обогнув большой, покрытый липким налетом и усеянный крошками стол, он увидел на полу источник странного запаха, который показался ему столь неуместным в городской квартире.

На вытертом до джутовой основы, замусоренном и затоптанном ковре лежали четыре кирпича. Они были положены плашмя, по два в ряд, образуя сплошной прямоугольник. Поверх прямоугольника кто-то положил железный противень, взятый, надо полагать, из газовой плиты. Окалиной воняло именно отсюда. Противень был причудливо размалеван красно-сине-серыми разводами, а посередине этой горелой жестянки лежало нечто оплавленное, сплющенное, бесформенное, но, несомненно, тоже металлическое. Немного поодаль на керамической подставке стояла архаичная паяльная лампа, распространявшая вокруг себя аромат бензина. Аромат этот был совсем слабым, из чего следовало, что лампой орудовали до тех пор, пока бензин в ней весь не выгорел.

Глеб поднял лампу, встряхнул ее, понюхал. Жестянка была пуста и суха. Он потер ее рукавом форменной куртки и тихонько позвал:

— Джинн, выходи! Здесь не мешало бы прибраться.

Отставив паяльную лампу, он взял лежавший на противне металлический комок. Почему-то ему казалось, что об эту штуковину до сих пор можно обжечься, но металл успел остыть. Сиверов повертел бесформенную железку в руках, хотя и так уже догадался, что это. Неизвестный вандал выбрал довольно необычный способ уничтожения информации: он грел жесткий диск компьютера паяльной лампой, плющил и мял его молотком, снова грел и снова мял и плющил. Однако Глеб вынужден был признать, что при всей своей нетрадиционности этот метод оказался действенным: что бы ни было записано на этом куске металла, извлечь оттуда информацию теперь не смог бы никто.

Значит, никаких неизвестных вандалов, никакого обыска и похищения не было. Обыски и похищения проводятся, как правило, людьми грубыми, сильными, ловкими, но при этом весьма посредственно образованными. Вряд ли такие люди рискнули бы уничтожить жесткий диск, где была записана драгоценная информация, ради которой они сюда явились. Тогда им пришлось бы положиться на собственную память и слова Мансурова. Гм... Глеб отрицательно покачал головой. У него была превосходная память, но, имея возможность выбора, он все-таки предпочел бы снять и унести с собой жесткий диск, чтобы потом без спешки и риска разобраться, что на этом диске стоит сохранить, а на что можно не обращать внимания.

Итак, ни бандиты Павла Пережогина по кличке Паштет, ни религиозные фанатики доктора экономических наук Шершнева, судя по всему, еще не добрались до логова непризнанного математического гения, вздумавшего в одиночку поставить мир с ног на голову. Они до сих пор не знали имени человека, за которым гонялись, они не знали о нем ничего, кроме самого факта его существования. Что ж, по крайней мере, с первой частью задания Глеб справился блестяще: нашел мистера Икс, опередив всех конкурентов. А что толку?

"Ну, правильно, — подумал Глеб, машинально пряча в карман милицейской куртки то, что осталось от жесткого диска мансуровского компьютера. — А чего ты, собственно, хотел? Это ведь все-таки математик, и, судя по всему, математик очень хороший. А что такое математика? Это прежде всего логика! У этого парня мозги работают не хуже любого компьютера, а может, и лучше, потому что компьютеры лишены фантазии. И стоило ему получить коротенькую передышку и немного подумать, как он сообразил, что все его меры безопасности — чепуха, детская игра в шпионов и разведчиков, что искать его будут настоящие профессионалы и что единственный для него выход — вовремя смыться куда-нибудь подальше. Вот он и смылся, уничтожив перед уходом результаты своих исследований. Эти результаты теперь существуют только в его голове да еще, может быть, на дискете... И между прочим, изуродованный жесткий диск от своего компьютера он, скорее всего, оставил на виду нарочно. Дескать, нате, подавитесь. Отстаньте, мол, от меня, нет у меня ничего такого, что вам пригодилось бы.

Да, парень, — подумал он, медленно выходя из комнаты и снимая с крючка в коридоре милицейское кепи, — это ты здорово придумал. Одного ты, братец, не учел: если тебя поймают, ты сам им все скажешь, потому что они умеют спрашивать. Паштетовы братишки в этом деле большие мастера, да и эти, богомольцы шершневские, я думаю, недалеко от них ушли. Именно поэтому, приятель, я тебя найду и застрелю раньше, чем они узнают, как тебя зовут".

Так или иначе, сидеть здесь, дожидаясь возвращения Мансурова, не было никакого смысла. Спохватившись, Глеб вернулся в комнату, забрал забытый на столе пистолет, свинтил с него глушитель и убрал оружие в кобуру. Перед уходом он заглянул в спальню. Здесь стояла полуторная кровать, накрытая полинявшим покрывалом. К стене над кроватью была прибита протертая циновка, на полу лежала чистая ковровая дорожка, а в углу поблескивал поцарапанной полировкой старый двустворчатый шкаф. На подоконнике, за тюлевой занавеской, мохнатой от пыли, виднелись цветочные горшки с засохшими остовами каких-то комнатных растений. Видно было, что комнатой не пользовались — Мансуров устроил здесь что-то вроде мемориала, а жить и работать предпочитал в гостиной, напоминавшей хлев.

Сиверов подумал, что именно в этом хлеву, вероятнее всего, нашел свою смерть профессор Арнаутский.

Вообще, находиться в квартире Мансурова было неприятно, и Глеб радовался тому обстоятельству, что ему не надо здесь оставаться. Выходя из спальни, он наступил на что-то, знакомо хрустнувшее под его ногой. Он убрал ногу и посмотрел вниз. Ничего особенного там, внизу, не было — просто пустая блистерная упаковка от каких-то таблеток. Сам не зная зачем, Сиверов наклонился и поднял блистер. Фольга на обратной стороне упаковки была в круглых дырках от вынутых таблеток, и от названия препарата сохранились только отдельные буквы, которые не хотели складываться во что-то знакомое или осмысленное. Глеб пожал плечами и на всякий случай сунул блистер в карман.

* * *

Охранник в застекленной будке хмуро кивнул, избегая смотреть Глебу в лицо. Из его поведения следовало, что ребята из черного джипа, с которыми Сиверов круто обошелся на лесной дороге, поделились происшествием с коллегами. Что ж, по крайней мере, плечистый амбал в стеклянной будке не был дураком: он предпочитал учиться на чужих ошибках, не совершая собственных.

Его кивок означал, по всей видимости, разрешение проходить. Глеб, однако, не спешил миновать отделанный черным мрамором вестибюль, изобразив на лице озабоченность, он шагнул к будке и сунулся лицом к окошечку.

— Привет, — сказал он самым доброжелательным и веселым тоном. — Слушай, земляк, у вас тут работает такой Мансуров... Алексеем, кажется, его зовут. Так вот, как бы мне этого Алексея повидать?