— Как после бутылки водки, — после небольшой паузы ответил Данилов. — Не только на душе хорошо, но и есть уверенность, что дальше тоже все будет хорошо.
— Это прекрасно, — похвалил заведующий.
Дальше началось главное — нечто вроде перекрестного допроса, когда все трое вразброс принялись закидывать Данилова вопросами, явно пытаясь подловить его на лжи.
Данилов на правах психически больного, да еще накачанного антипсихотическими препаратами человека исправно тупил в малом и твердо стоял на своем в большом, не забывая время от времени умолкать, чтобы собраться с мыслями. Здесь имело значение не то, как быстро ты отвечаешь на вопросы, а то, что ты на них отвечаешь и насколько разнятся твои ответы.
Самые заковыристые вопросы задавал профессор, Валентин Савельевич.
— Вы представляете себе обнаженными тех женщин, которых видите в отделении?
— Пока не пил таблетки, делал это регулярно, — соврал Данилов, которого большей частью тошнило от вида местных служительниц Гиппократа, а от лечащего врача так вообще трясло. — Но сегодня как-то все сонно, вяло… не до женщин, больше тянет о жизни подумать. Здесь, я знаю, у вас мастерские есть, может, назначите мне трудотерапию?
— Трудотерапия пока подождет, — сказал заведующий отделением. — А не хотелось ли вам когда-нибудь стать очень известным человеком? Так, чтобы о вас говорили, чтобы вас узнавали?
— Это уже пройденный этап, — улыбнулся Данилов. — Когда я работал на «скорой», то меня узнавали в троллейбусе или на улице и без синей формы. Известность, она, знаете ли, утомляет…
Спустя час психиатры шепотом посовещались между собой, не спуская при этом с Данилова настороженных взглядов. Вердикт объявил Лычкин:
— Что ж, можно сказать, что кризис миновал и это не может не радовать. Вы, Владимир Александрович, наконец-то пошли на поправку… Несколько дней наблюдения, и мы будем решать вопрос о дате вашей выписки. Только пару дней пока проведете без прогулок и свиданий, договорились? Нам надо окончательно убедиться в стабилизации вашего состояния.
— Ладно, — легко согласился Данилов. — Стану отсыпаться дальше. Укольчик на ночь будет?
— Конечно, будет, — пообещал Лычкин.
Он был уверен, что благоразумие Данилова показное. Профессор пришел к обратным выводам, а Безменцевой было все равно. Ее больше занимал другой вопрос — как выжать из своего скуповатого любовника очередную «побрякушечку» — колечко или сережки, а то и все вместе. Последний подарок был так давно — почти полгода прошло.
«Мы с тобой играем сейчас в одну игру, — думал Лыч-кин. — Я хочу побыстрее от тебя избавиться, а ты хочешь побыстрее уйти. Пожалуйста, я не против. Мне совсем не улыбается ежедневно беседовать с твоей истеричкой женой и слышать ее угрозы. Вали на все четыре стороны и жалуйся на меня кому хочешь. Ты теперь псих — законченный, диагностированный, подлежащий учету. Грош цена твоим жалобам».
Так всегда поступают умные заведующие отделениями — избавляются от чрезмерно проблемных больных всеми законными путями. Суть в том, что выписанный жалобщик доставляет куда меньше проблем, чем лежащий в отделении. В первом случае все действия вышестоящих органов будут сводиться к изучению истории болезни, затребованной из архива. Изучайте на здоровье, все равно не найдете к чему прицепиться. А жалобщик, продолжающий стационарное лечение, это неплохой повод для комиссии или просто для неожиданного визита ответственного лица, которому поручено «разобраться и доложить». Опять же — родственники перестают таскаться к заведующему отделением и лечащему врачу и сверлить им мозги своими заумными требованиями. Жизнь сразу становится спокойнее… Конечно, не навсегда, а лишь до тех пор, пока очередной придурок в отделение не ляжет, но порой перерыв между придурками растягивается больше чем на полгода. Красота!
Он бы выписал Данилова и сегодня, но чего нельзя, того нельзя. Был случай обострения с буйством? Был. Значит, надо стабилизировать состояние и только тогда выписывать. Иначе — дефект лечения. И страховая компания откажется оплачивать такую историю болезни, и все проверяющие будут цепляться к поспешной выписке. Опять же — подозрительно. С чего бы это вы, уважаемые доктора, так поспешили от своего пациента избавиться? Нет, все должно быть как положено.
По окончании «допроса» Безменцева «отконвоировала» Данилова до его койки. Когда она вернулась в ординаторскую, профессора там уже не было.
— Значит так, Тамара Александровна, — расхаживая по ординаторской, Лычкин начал подводить итоги, — диагноз тот же, окончательно. Валентин Савельевич полностью поддерживает. Сегодня отмечай значительное улучшение состояния и каждый день добавляй плюсов. Не забудь отметить, что сам попросился на трудотерапию.
— Готовим к выписке? — улыбнулась Безменцева, пиная ногой воображаемый мяч.
— Планируй на следующий четверг, но пока ему ничего не говори.
— А если он или жена начнут возбухать по поводу диагноза?
— Твой вопрос, Тамара, содержит в себе и ответ. Прямо как в даосской притче. — Лычкин остановился посреди ординаторской. — Они будут возбухать, они уже возбухали, и вообще они скандалисты. Поэтому диагноз должен работать на нас. Он должен быть таким, какой нужен нам. И он должен быть, что называется, железным! Именно для этого я сегодня попросил профессора уделить часок твоему Данилову.
— Нашему Данилову, — улыбнулась Безменцева.
— Ну, пусть будет — нашему. Так что не спорь с ним, будь поласковее, он тоже, как я понял, не хочет больше с нами ссориться. Дошло, наконец, что мы можем продержать его здесь очень долго…
Лычкин шагнул к двери, но остановился и обернулся к Безменцевой:
— А с женой его лучше не общайся. Отправляй ее ко мне. Свиданки и прогулки разрешишь с понедельника.
— А почему не с сегодняшнего дня?
— А не хрена меня пугать и на меня давить, вот почему! — оскалился Лычкин. — Ну а уж за три дня до выписки пациент должен пользоваться всем набором свобод, иначе несостыковочка выйдет. Да, девчонкам скажи — пусть продолжают разрешать ему звонить вечером с поста.
Лычкин помнил из физики, что если у кипящего котла совсем перекрыть выход пара, то будет взрыв. Пусть перекинутся словечком по телефону. Тем более что если Данилов не дурак, то время разговора он может (и должен!) посоветовать жене вести себя благоразумно. А то устроила тут показательное выступление в духе войны Алой и Белой роз. Напугала ежа голой задницей. Задница, кстати говоря, у нее аппетитнее Тамаркиной… И что только главный врач в ней нашел? Ох, скорей бы забрал он ее куда-нибудь на повышение, а то кому приятно в собственном отделении глаза и уши начальства постоянно иметь. Если бы он ее только трахал, так ведь они еще и общаются, обмениваются информацией…
Безменцева истолковала задержавшийся на ней взгляд заведующего отделением как проявление восхищения или интереса. Повела плечами, приосанилась и игриво склонила голову набок. Хотела еще языком по губам провести, но не успела — Лычкин молча вышел из ординаторской.