Катушка толстой, в палец, капроновой веревки, предназначенной для хозяйственных нужд, хранилась на антресолях, сколько Данилов себя помнил. Подарок кого-то из соседей, явно разжившегося этим добром на работе — в магазинах подобных катушек Данилов никогда не встречал. Впрочем, он и не присматривался.
Отрезав кусок длиной с два метра, Данилов первым делом опробовал его на прочность и остался доволен результатом испытания. Капрон — он и в Африке капрон, и через десять лет все равно капрон. Все сдохнут, а капрон останется как память.
Страха не было. Не было и осознания того, что скоро все закончится, совсем закончится, навсегда. Было желание завершить начатое (а оно уже и впрямь началось) дело и предчувствие скорого избавления от всего ненужного, гнетущего. Словно пришел домой после изматывающей суточной смены, закончившейся выволочкой от начальства, и готовишься ко сну — застилаешь диван, взбиваешь подушку, расправляешь одеяло и предвкушаешь… предвкушаешь… предвкушаешь…
Намыливать или не намыливать? Да зачем — она и так скользкая. Это пеньковую и хлопковую надо намыливать…
Вспомнив, что в момент удушения обычно расслабляются все сфинктеры, Данилов отправился в туалет. Хватит с него и вывалившегося языка, все остальное будет совсем уж неэстетично. Подумал — не побриться ли, но сразу же отказался от этой идеи. В морге побреют, если будет надо.
Вспомнил про дверной засов и отодвинул его, чтобы Елене не пришлось вызывать спасателей. Ей и так хлопот хватит.
Вроде бы все. По народному обычаю полагалось присесть на дорожку. Данилов присел за кухонный стол и как следует подзаправился, правда, по обыкновению последнего времени, больше выпил, чем съел. Когда уже ничего больше не хотелось: ни безвкусной водки, ни еще более безвкусной колбасы, встал из-за стола и пошел «на примерку».
Сделал петлю, накинул ее на шею и дернул за свободный конец. Не рассчитал силу, оттого рывок получился слишком сильным, и шею сразу же начало жечь. Но главная цель испытаний была достигнута — петля, как от нее и требовалось, затягивалась легко. Не подведет, короче говоря. Пора было искать место.
А зачем его искать? Подходящий вариант был всего один — крюк на потолке в коридоре, оставшийся от спортивного уголка Вовки Данилова. Сначала здесь висел канат, по которому Данилов учился взбираться, а после его место заняла боксерская груша. Груши давно уже нет, усердно тренируясь, Данилов изорвал ее в клочья, а крюк — вот он, никуда не делся. Просто лень было выкорчевывать его из потолка и заделывать дыры с последующей побелкой.
При помощи стула и небольшой сноровки веревку удалось закрепить сразу. Прикинул требуемую длину, сделал вторую петлю, поменьше, на противоположном конце, набросил, затянул и слез. Сам не понял, зачем понадобилось слезать, ведь можно уже было накинуть петлю на шею и спрыгнуть? Но вот — слез, наверное для того, чтобы походить по квартире перед тем, как оставить ее навсегда.
Квартира. Мысль о том, что с ней будет, ударила в голову молнией. Кому она достанется? Кому-то из дальних, почти неведомых Данилову родственников или даже оборотистым местным чиновникам, охотящимся на «условно бесхозные» квартиры?
Казалось бы, какое тебе дело до квартиры, если ты собрался покинуть ее навсегда, но… Непорядок. Жилье следует оставить Елене, так будет справедливо. Как ни крути, она заслуживает такого, с позволения сказать, подарка больше остальных. О, бремя имущества, будь оно трижды проклято! Помереть спокойно нельзя.
Выходов было два — немедленное сочетание законным браком или завещание. Не раздумывая, Данилов сделал выбор в пользу второго варианта как наиболее быстро осуществимого. Всего и дел — проспаться, протрезветь, привести себя в порядок, взять паспорт, выстоять очередь и подписать завещание. Ну, а потом…
— А потом — суп с котом! — сказал вслух Данилов.
Он уже не был уверен в том, что потом доведет прерванное дело до конца. Есть такой принцип — «обломался — пережди».
Минутой позже Данилов уже спал на диване, наполняя своим храпом всю квартиру. Веревку с петлей он оставил висеть на крюке, а стул — стоять под веревкой.
Веревка со стулом и были первым, что увидела вошедшая в квартиру Елена. Потом она увидела пустые бутылки из-под водки на полу, а пройдя дальше, на храп, — нашла спящего Данилова. Сдерживаясь из последних сил, набрала со стационарного телефона (свой мобильный впопыхах забыла в машине) ноль и тройку, дождалась ответа оператора, представилась, попросила соединить ее со старшим врачом, поговорила несколько минут, то и дело закусывая нижнюю губу, и только по окончании разговора позволила себе разрыдаться… Пришлось выбежать в кухню, но не потому, что она боялась разбудить Данилова, а потому, что боялась не совладать с собой и накинуться на спящего с кулаками. Елена и представить не могла, что, в сущности, лишь благодаря ей Данилов сейчас не болтается в петле, а мирно храпит на диване.
«Окончен школьный роман, до дыр зачитанной книжкой…» (Автор текста А. Новиков), — вертелась в голове строка из давно слышанной песни. Как там было дальше, Елена не помнила, да это и несущественно. Главное, что роман окончен. Пусть не школьный, пусть институтский, даже — университетский, но окончен. Разошлись пути-дорожки, и, кажется, теперь уж навсегда…
— Непорядок, — заметил Юра, когда профессор и его свита покинули палату. — Со мной вон сколько возились, а около тебя пять минут постояли.
— Так я же еще даже с лечащим врачом не познакомился, — ответил Данилов. — Что она может обо мне рассказывать?
— Наша ведьма может рассказать все, что захочет, — понизив голос, сказал сосед.
— Ведьма? — удивился Данилов. — Я в ней ничего такого не заметил. Правда, взгляд колючий, это есть.
— Не только взгляд — Юра порывисто соскочил со своей кровати и, сев на край даниловской, зашептал: — Тамара что хочет, то и делает, потому что у нее связь…
Юра многозначительно закатил глаза к потолку и замолчал.
— С космосом? — изумился Данилов.
— Каким, на хрен, космосом! — От возмущения Юра повысил голос. — С главным врачом!
Какая связь может быть у палатного врача с главным врачом, Данилов уточнять не стал. И так ясно, что объединяет их не общая любовь к живописи и не страсть к музыке Вивальди.
— А тебе-то чего? — Данилов первым нарушил молчание. — Или ты ревнуешь?
— Я жить хочу! — заявил Юра, обдавая Данилова запахом нечищеных зубов.
— И что? — Данилов слегка отодвинулся.
— А ничего! Ты про лекарственную мафию слышал что-нибудь?
— Слышал.
— Так вот — настоящая мафия здесь! — убежденно сказал Юра. Глаза его при этом заблестели. — Те спекулянты, которые в аптеках цены вздувают, это простые шестерки. Сявки на подхвате. Главное зло — здесь, и этот толстомордый хряк у них самый главный!
— Профессор, что ли?
— Он самый. Они занимаются испытанием лекарств на людях. Ты знаешь, сколько стоит один подопытный кролик, такой, как мы с тобой? Двести тысяч евро! А нам разве что перепадет? Вот!