Еще одна таблетка седальгина вкупе с двумя таблетками но-шпы полностью избавили Данилова от пятен перед глазами и частично — от разлитой по голове боли. Приятная неожиданность — вместо очередного вызова одиннадцатой бригаде разрешили вернуться на подстанцию.
— Погоди-ка трогать, Петрович! Я в салон пересяду.
В салоне Данилов улегся на носилки и предупредил:
— До следующего вызова я полежу тут. Вера, попытайся взять обед на подстанции…
— А вы обедать не будете? — уточнила Вера.
— Я уже пообедал, надо бы переварить, — ответил Данилов. — Карты занеси в диспетчерскую и до следующего вызова забудь про меня.
— Хорошо, — Вера ласково погладила Данилова по плечу. — Отдыхайте.
— Ты — моя вторая мама! — похвалил ее Данилов.
Петрович вел машину плавно, объезжая все ухабы. Данилов, собравшийся просто полежать с закрытыми глазами, незаметно уснул.
Разбудили его женские голоса. Машина стояла на месте, Веры и Петровича в ней не было. Данилов снова закрыл глаза и от нечего делать вслушался в разговор снаружи, без труда разбирая слова, благодаря своему музыкальному слуху.
— Это несложно — конверт тонкий. Положу его в бумаги и под разговор оставлю на столе. Главное сказать что-то вроде: «Я принесла то, что вы просили»…
По легкой хрипотце и манере растягивать ударные гласные Данилов без труда распознал голос старшего фельдшера Казначеевой.
— Ну и делай, раз знаешь, а меня не впутывай.
«Рогачевская, — узнал Данилов. — Встреча старых друзей на нейтральной территории. Интересное кино!»
— Я тебя, Люда, не впутываю, я тебя прошу. Так — надежнее. Тем более что и у тебя есть свой интерес. Дело-то несложное — скажешь, что проходила мимо и услышала…
— Подслушала!
— Да. Сначала услышала, заинтересовалась и стала подслушивать. А в приоткрывшуюся дверь увидела нас с Новицкой. Это чтобы сомнений не было. Так против ее «не было такого», будет два наших «да, было такое».
— Ее же посадят!
— И хрен с ней. Тебе что — ее сына содержать и воспитывать? О себе подумай!
— И что я должна услышать?
— Как она говорит мне: «Надежда Константиновна, ваше спокойствие обойдется вам недешево…» Нет, лучше я тебе на бумажке запишу. Выучишь наизусть, чтобы наши показания совпадали слово в слово. Так надо — допрашивать будут порознь и сличать показания. И не только, кто чего сказал, но и кто где сидел или стоял. Елена, разумеется, сидела за столом, а я стояла. Прямо перед ее столом и стояла, ни на какой стул не садилась и руки у меня были пустые.
Рогачевская что-то сказала. Очень тихо, настолько, что Данилову не удалось разобрать ни слова.
— Дура, все продумано! И дверь у заведующей часто распахивается — язычок ведь еще при Тюленькове сломался, и если она чуть открыта, то в первую очередь видно того, кто стоит напротив стола. Хочешь — прорепетируем. Я сейчас к ней зайду, дверь притворю не до конца, а ты посмотришь…
— Ну тебя с твоими репетициями!
— Так что — договорились?
— Договорились…
Для приватных разговоров на подстанции не найти места лучше, чем гараж. Там почти всегда пусто, разве что изредка кто-то из водителей возится с мелким ремонтом своего автомобиля. Казначеева и Рогачевская и предположить не могли, что кто-то подслушивает их разговор.
— Я ей устрою легкую жизнь! — пообещала Казначеева. — Получение взятки — это серьезно. До пяти лет.
— Сама поостерегись, — посоветовала Рогачевская. — От Жорки есть вести?
— Звонил недавно…
— Звони-и-ил?! — удивилась Рогачевская.
— Что ты глаза вылупила? Сейчас с этим просто — в каждой камере по мобильнику…
Данилов понял, что речь зашла об Ольшевском.
— …Только он зря нагреть меня надеется. У меня все чисто, комар носа не подточит — хоть наша комиссия по контролю за расходованием сунься, хоть наркоконтроль. Я ему, дураку старому, так и объяснила…
* * *
Пригласив к себе для беседы встреченного в коридоре доктора Жгутикова, периодически впадавшего в грех пофигизма и начинавшего спустя рукава заполнять карты вызова, Елена Сергеевна неожиданно услышала в оправдание:
— Как я устал от Москвы этой! Порой ум за разум заходит. Не город, а вампир — все соки из людей вытягивает!
— Что же привело вас в Москву, Артем Иванович? И что держит вас здесь? — поинтересовалась Елена Сергеевна. — Ну насчет денег все ясно, в столице платят лучше. Но ведь и расходы большие. Один съем квартиры чего стоит.
— У меня комната, — ответил Жгутиков. — И соседи тихие — семейная пара из Читы и студентка из Ташкента. Но дело не только в одних деньгах, Елена Сергеевна. Чем отличается провинциальный врач от врача столичного? Тем, что в провинции труднее работать. Там врач практически не имеет права на ошибку, даже на маленькую. Он на виду, и к тому же он свой, местный, ему не простят ошибки и будут колоть ею глаза и через двадцать лет.
— Интересно вы рассуждаете, Артем Иванович, — улыбнулась заведующая. — Насчет того, что все на виду, я поняла. Но какая разница — местный врач или не местный?
— Разница в восприятии, — оживился Жгутиков. — Представьте себе музыканта из сельского дома культуры и какого-нибудь известного исполнителя, маэстро. Если маэстро ошибется во время игры, то большая часть публики предпочтет этого не заметить, а те, кто заметит, решат, что исполнитель внес нечто новое в манеру исполнения. Его сочтут новатором, а то и зачинателем нового направления в искусстве. А ошибись его сельский коллега? Заклюют! Потому что он — свой, исконно посконно сермяжный. Нечего баловать, не стоит он того.
— Очень интересная точка зрения! — Елене Сергеевне никогда не доводилось слышать ничего подобного. — Надо запомнить.
— Запоминайте на здоровье, — с улыбкой разрешил Жгутиков и, моментально посерьезнев, спросил: — Так я пойду?
— Да, конечно! — разрешила Елена Сергеевна. — Только впредь, пожалуйста, повнимательнее заполняйте карты.
Не успел Жгутиков взяться за дверную ручку, как дверь распахнулась, чуть не прибив его.
— Извини, Тема!
Данилов вытолкнул ошалевшего коллегу в коридор и плотно закрыл за собой дверь.
— Владимир Александрович, что такое? — Елена Сергеевна вскочила на ноги и попыталась возмутиться, но возмущения не получилось.
— Ты сядь и выслушай меня! — Данилов уселся прямо на стол.
Он торопился. И вызов мог прийти в любую минуту, и Надежда могла разыграть свою комбинацию совсем скоро.
— Вова, что ты творишь? — под давлением даниловской руки, Елена Сергеевна опустилась в кресло. — Я же на работе.
— Это пока ты на работе, — ответил Данилов. — Смотри, как бы в камеру не угодить. Прямиком на нары…