— Выкручиваемся, график уплотняем, Люба дежурства берет, из хирургической реанимации кого-то на недельку могут подкинуть в рамках взаимопомощи по распоряжению начальника госпиталя. Кстати, Борис Алексеевич не интересовался, почему вы генерала в бокс не положили?
— Нет, не интересовался. Я, признаться честно, об этом и не подумал, да и мало ли что. Здесь он на виду, и подскочить быстрее можно…
— Ну, раз не интересовался, значит, и не надо. Пойду, не стесняйтесь меня беспокоить…
Около полуночи высокопоставленный пациент выдал остановку дыхания. Трубку в трахею поставила еще бригада «скорой помощи», а включенный аппарат искусственной вентиляции легких благодаря предусмотрительности Данилова стоял наготове слева от койки. Подключив пациента к аппарату и убедившись, что он дышит как полагается, Данилов вызвал Михальченко и разбудил начальника отделения. Раз уж люди просили, как их не уважить.
— Конец — это только начало… — обронил Роман Константинович, глядя на то, как ритмично поднимается и опускается грудная клетка пациента.
— Что вы имеете в виду? — спросил Данилов.
— Пойдемте в ординаторскую, — не ответив на вопрос, пригласил Роман Константинович, — очень чаю крепкого захотелось…
В ординаторской он первым делом налил в чайник свежей воды из-под крана, включил его и только тогда сказал:
— Его конец, который представляется мне довольно скорым, будет знаменовать начало наших проблем. Историю непременно возьмет на проверку начальник госпиталя и непременно найдет в ней какие-нибудь огрехи, за которые я получу выговор. Плавали, знаем. А может быть, одним разбором у начальника дело не ограничится. Вы уж пишите его историю столь же тщательно, как Леонардо да Винчи свою Джоконду. Чтобы все было досконально и обоснованно. Биохимию самую развернутую и все остальное, что только можно, тоже…
— Включая и колоноскопию? [8] — пошутил Данилов, не любивший и не понимавший такого метода страховки своей задницы от приключений, как назначение максимально возможного количества обследований.
Обследовать надо с умом, считал он, соответственно диагнозу и состоянию. Зачем делать то, от чего не ждешь никакой пользы? Данилов считал, что подобная «деятельность» бессмысленна и заниматься ею уважающему себя врачу просто позорно.
— Вы что, смеетесь?! — возмутилась пришедшая на смену Данилову Половникова. — Передаете мне одних кандидатов? Да я же замучаюсь писать посмертные эпикризы!
«Кандидатами» в отделении было принято называть потенциальных покойников, тех, кого несмотря на все старания уже вряд ли получится спасти. С одной стороны, врач должен бороться за жизнь своих пациентов до последнего, а с другой — профессионализм позволяет делать довольно достоверные прогнозы.
— Может, еще всех по смене передашь, — сказал начальник отделения. — Тут бабушка надвое сказала.
— Бабушка, может, и сказала, но это к делу не относится! — огрызнулась Половникова. — Я прямо с вечера чувствовала…
Роман Константинович не стал уточнять, что чувствовала Половникова (и так было ясно, что ничего хорошего она почувствовать не могла), и ушел на пятиминутку.
Данилов двинулся было за ним, но вспомнил, что он теперь «налаживает отношения», и на минуту задержался около Половниковой.
— Ты сегодня прекрасно выглядишь, — сказал он.
— Надо непременно добавлять: «такой свежей и цветущей»! — ответила Половникова, не то намекая на неискренность комплимента, хотя выглядела она и впрямь хорошо, не то побуждая Данилова развить тему дальше.
Развивать тему Данилову не хотелось.
— Кстати, не все наши пациенты так уж и плохи, — сказал он. — Например, Осипов — сохранный и весьма общительный дядечка. Интересуется историей, с удовольствием рассказывает всякие байки из прошлого. Так что — рекомендую.
— Я интересуюсь только династией Романовых, — ответила Половникова.
Данилов поспешил уйти на конференцию, чтобы не поинтересоваться, а не причисляет ли Галина Леонидовна себя к потомкам.
Утренние конференции в Федеральном госпитале МВД проходили в сугубо рабочей обстановке. Данилов сразу же заметил, что на новом месте работы, в отличие от всех предыдущих, никто не выяснял отношений с коллегами на конференциях, не оправдывался, перекладывая свою вину на других, не спорил и не доказывал. Допускались лишь прения организационно-профессионального характера — куда именно положить того или иного пациента, какой диагноз выставить. Все происходило по-деловому, без эмоций, чувствовалось, что начальник госпиталя не любит ненужной болтовни.
Данилов ожидал каких-то дополнительных вопросов по поводу генерала с геморрагическим инсультом, но вопросов не было. Только после того, как Данилов отчитался, начмед посмотрел на начальника неврологического отделения, а тот в ответ кивнул головой — помню, мол, держу под контролем.
— Есть у меня мечта, — едва слышно прошептал Роман Константинович, когда Данилов после отчета сел на свое место в зале, — чтобы в нашей системе создали специальный госпиталь для генералов, хотя бы на базе нашего загородного филиала. Просто заветная мечта.
— Хотите лечить только генералов? — так же тихо спросил Данилов.
— Наоборот! — Роман Константинович округлил глаза и придал лицу испуганное выражение. — Чем пациент проще, тем врачу легче.
В отделении их взорам предстала чудная картина. Пациент Осипов, полный сил после девятичасового сна (Данилов назначил ему на ночь снотворное), придерживал за полу халата стоящую у его койки Половникову и упоенно вещал:
— В двадцатилетнем возрасте Горацио Нельсон получил в свое управление первое судно, и очень скоро ему представился превосходный случай проявить себя. Он служил в Вест-Индии, где американские суда вели контрабандную торговлю с английскими колониями на Карибах без уплаты таможенных пошлин и сборов…
Лицо Половниковой выражало безграничную тоску, чувствовалось, что Осипов уже успел ей надоесть хуже горькой редьки.
— …Нельсон взялся наводить порядок и арестовал несколько американских торговых кораблей, чем восстановил против себя всех…
— Таможенные пошлины надо платить, тут двух мнений быть не может, — вмешался Роман Константинович. — Только я вынужден прервать вашу беседу, поскольку сейчас мы начинаем обход. Прошу пока всех в ординаторскую.
— Я вам потом доскажу, Галина Леонидовна, — пообещал Осипов, отпуская Половникову.
Половникова улыбнулась ему, но в ординаторской тихо взвыла:
— Дайте кому-нибудь яду, мне или ему! Я не выдержу! Этот Осипов из тех зануд, которым проще отдаться, чем объяснить, что ты его не хочешь. Рома, давай его сегодня переведем, а? Он мне уже весь мозг высверлил…