Главный врач молча и очень выразительно посмотрела на конверт.
— Треть я возвращаю, — сказал Казаровский. — Пятьсот сорок тысяч. Реальная цена контракта — чуть больше миллиона.
— Я в курсе, — ответила Марианна Филипповна и снова посмотрела на конверт.
Казаровский громко вздохнул и полез во внутренний карман пиджака за бумажником.
«Торгуемся, как на рынке, — подумала Марианна Филипповна. — Как же противно иметь дело с неинтеллигентными людьми».
По одной, словно сдавая карты, Казаровский выложил на конверт четыре пятитысячные купюры. Посмотрел в глаза главному врачу и добавил еще две. Марианна Филипповна кивнула, открыла верхний ящик стола и быстрым движением руки смахнула туда конверт и купюры. По старой привычке прикрыла все рекламным фармацевтическим проспектом, лежавшим на краю стола, и только потом закрыла ящик.
Казаровский все это время смотрел на нее и ждал ответа.
— Завтра к девяти утра можете присылать рабочих, Георгий Максимович. Вам освободят все левое крыло. Только гардероб я прошу отремонтировать в воскресенье, когда нет пациентов. Мне его переводить некуда, а закрыть по зимнему времени я его тоже не могу.
— Сделаем в воскресенье, — пообещал Казаровский. — Спасибо вам, Марианна Филипповна.
В последней фразе главному врачу послышалась ирония.
— И вам спасибо, Георгий Максимович.
Сорок тысяч Марианна Филипповна заработала исключительно благодаря своему изощренному уму и нахальству. Еще вчера ей позвонила начальник управления окружного здравоохранения Серафима Леонидовна Коровкина, настропаленная Казаровским, и в весьма жестких выражениях потребовала «прекратить валять дурака и заниматься саботажем».
— Если послезавтра с утра ремонт не начнется — разговор будет другим! — предупредила грозная начальница. — Гляди у меня!
Марианна Филипповна клятвенно заверила Коровкину в том, что послезавтра утром ремонт обязательно начнется, но про себя решила сделать последнюю попытку, которая, как известно, не пытка, «раскрутки» Казаровского. И разыграла все как по нотам! Ну, разве не умница? Просто взять да и вытащить сорок тысяч рублей из воздуха!
Насчет того, что Казаровский расскажет кому-то об этих сорока тысячах, Марианна Филипповна нисколько не беспокоилась. Казаровский не мальчик, он давно работает «в системе» и прекрасно усвоил главное правило — никогда, ни при каких обстоятельствах не оглашать, кому и сколько было дано. Одно дело упомянуть о том, что треть стоимости ремонта выплачивается тому, кто «обеспечил» тендер, это и так известно всем, но совсем другое сказать «за этот тендер я дал Ивану Ивановичу Сидорову пятьсот тысяч рублей». Один раз только скажешь такое, пусть даже и без задней мысли, и всё — навесишь на себя ярлык ненадежного человека, человека, с которым нельзя «делать дела» и «решать вопросы».
Решив один вопрос, Казаровский захотел решить и другой. Раз уж деловой контакт налажен — его надо использовать на всю катушку.
— Я тут новое направление освоил, Марианна Филипповна, — монтаж систем видеонаблюдения с последующим обслуживанием. Можно везде камеры установить: в коридорах, в кабинетах, да хоть в туалетах.
— Зачем?
— Как «зачем»? — удивился Казаровский. — Для контроля. Контроль — это порядок.
«Не дай бог нам такого контроля», — подумала главный врач, живо представляя себе, как видеонаблюдение фиксирует передачу денег врачу пациентом. Да и мало ли что может зафиксировать видеокамера. Порядок администрация и сама может поддерживать на должном уровне, без всех этих камер. Не нужно вот этого тотального сбора компромата, еще неизвестно, кому он на глаза попадется.
С Казаровским Марианна Филипповна делиться истинными соображениями по поводу видеокамер, разумеется, не стала.
— Это предложение не подходит медицинским учреждениям хотя бы потому, Георгий Максимович, что уже сам факт обращения пациента за медицинской помощью представляет собой врачебную тайну.
— Так вы же не по кабельному телевизору станете транслировать! Для служебного пользования нельзя запретить вести видеонаблюдение. К тому же в соответствии с федеральным законом по борьбе с терроризмом…
— Нет, — покачала головой Марианна Филипповна. — Нам это ни к чему. И потом, вы же должны знать, что я подобные вопросы не решаю.
— Когда потребность озвучена — вопрос решать легче.
— Нет, не уговаривайте меня, Георгий Максимович. Лучше скажите — у вас нормальные специалисты есть? Штукатуры, маляры и все такое? Я по весне хочу на даче ремонт сделать, а то там все так убого, в стиле середины девяностых. Заодно и перепланировку кое-какую сделать надо.
— У меня все специалисты нормальные, — с достоинством ответил Казаровский.
— Ой ли? — откровенно усомнилась главный врач.
— Но вам, если что, выберу самых лучших! — пообещал Казаровский, прижимая к груди растопыренную пятерню, и сразу же добавил, внося ясность: — Разумеется, мастер стоит денег.
— Я понимаю, Георгий Максимович. Мне важна не столько цена вопроса, сколько порядочность подрядчика. Чтобы мне или мужу не приходилось ежедневно мотаться туда-сюда, проверяя, работают ли рабочие, целы ли купленные материалы и так далее. На это совершенно нет времени.
— Сделаем в лучшем виде, Марианна Филипповна. Можете на меня положиться. Как надумаете — говорите. Визитку я вам оставлял? Нет?
Визитка у Казаровского была понтовой — многоцветной, двусторонней, с золотым тиснением.
— И сроки, конечно, тоже важны. Не хочется жить все лето среди ремонта.
— Да какие там сроки — дачу отделать! — Казаровский пренебрежительно махнул рукой. — Какая площадь у вашей дачи?
— Около четырехсот метров, если считать оба этажа.
— Это уже вилла, а не дача. — Казаровский уважительно посмотрел на свою собеседницу.
— Наследство родителей мужа, — пояснила Марианна Филипповна. — Мой свекор был академиком.
Свекор Марианны Филипповны действительно был академиком, только дача у него была значительно меньше, и не в тридцати пяти километрах от МКАД, а в восьмидесяти. Дача, о которой шла речь, была полностью куплена на деньги Марианны Филипповны и записана на ее имя. Ее муж, доцент кафедры биохимии, зарабатывал неплохо, но его заработки не шли ни в какое сравнение с доходами жены.
— Старая гвардия — просто шило в заднице! Они все знают! Им никто не указ! Хоть кол на голове теши, на все один ответ: «Я еще при Каверине работать начинал!» или, как вариант «Я еще при Шматове на „Скорую“ пришел!» [11]