— Вот так всегда, — вздохнул Полянский. — Начали серьезно, закончили шутками. Надо отдать тебе должное, Вова, при всей своей брутальности ты умеешь поднять настроение, хотя чаще ты его портишь.
— Почему же ты тогда со мной дружишь? Ответ: «Потому что я мазохист», — можно не озвучивать.
— Я не такой! Скорее…
— Ну-ка, ну-ка! — подбодрил Данилов. — Это интересно.
— Я — гедонист! — гордо объявил Полянский. — Я стремлюсь получать от жизни удовольствие, а не пинки.
— И что, получается? — сочувственно поинтересовался Данилов. — Неужели?
— Каждый получает то, на что он запрограммирован! Ждешь пинков — будут тебе пинки. Ждешь поцелуев — будут тебе…
— Подзатыльники! — пошутил Данилов.
— Повторите, пожалуйста, пиво и язык с хреном, — сказал Полянский подошедшему официанту и вернулся к разговору: — Поцелуи будут, Вова, но не подзатыльники.
— И различные неприятности мы тоже программируем? — прищурился Данилов.
— Да, — кивнул Полянский. — Только мы их не накликиваем на свою голову, а призываем опосредованно — поступками. Неприятности — знак или урок от провидения.
— Или воздаяние или возмездие.
— Провидение, Вова, не мстит, потому что оно бесстрастно! Знак или урок. Чем раньше мы их усвоим, тем меньше нас придется учить, стало быть, неприятности закончатся раньше.
— Интересно, какой урок мне хотело преподать провидение, когда лупило меня по голове обрезком трубы или столкнуло с пациентом-генералом? — подумал вслух Данилов. — Ума не приложу… Взять тот же госпиталь МВД. Работал там с удовольствием, все устраивало, но вдруг…
— Значит, только казалось, что все хорошо, — убежденно сказал Полянский, — на самом деле не устраивало. Вот тебе и помогли расстаться с госпиталем.
— Я уже не ребенок, поэтому прекрасно понимаю, чего я хочу. Как в мелочах, так и глобально. И если я говорю, что в госпитале меня все устраивало, то, значит, так и было. Я не притворяюсь перед самим собой и не обманываю себя. — Данилов, незаметно для себя, повысил голос. — Я, если ты успел заметить, не склонен к притворству!
— Тогда почему ты так горячишься? — поддел Полянский.
— Нет. С чего ты взял, что я горячусь? Я раздражаюсь, когда мне приходится объяснять очевидные вещи, да еще лучшему другу, которому пора бы уже знать меня как облупленного!
Официант принес пиво и тарелку с тонко нарезанным языком. Ресторан был из новых, недавно открытых, но уже успел скурвиться: резали тонко, раскладывали широко, на большом блюде языка было грамм сто пятьдесят, если не меньше. Зато имелось украшение: три тюльпанчика из морковки со вложенными внутрь оливками. Тюльпанчики обрамляли горку тертого хрена, выложенную в центр тарелки. «Дизайн эпохи декаданса», — скептически подумал Данилов. Стоила порция языка восемьсот рублей, совсем не хило для заведения, позиционирующегося как демократичное. Полянскому почему-то здесь нравилось, вот он и затащил сюда Данилова, которому по большому счету было все равно, где пить пиво. Впрочем, пиво (какой-то никому не ведомый изыск провинциального пивзавода) было хорошее: вкусное, плотное и правильно охлажденное. Данилов не любил, когда пиво охлаждали до ломоты в зубах.
— Человека нельзя знать как облупленного.
Сказав это, Полянский присосался к своей кружке и оставил ее в покое лишь наполовину осушенной. Утолив жажду, он продолжил:
— Человек многогранен, как…
— Граненый стакан.
— Как драгоценный камень. И никогда нельзя предсказать, какой гранью он к тебе повернется. Вот, даже ты: работал себе спокойно на «Скорой помощи», мне когда-то казалось, что ты до пенсии там досидишь, потом — бах, и подхватила тебя волна моря житейского…
— И унесла далеко-далеко — в Монаково.
— Кто бы мог предположить? Никто. И то, что ты в тюремную больницу устроишься, тоже никто не мог подозревать… А ты говоришь как облупленного. Ты-то и сам себя настолько не знаешь. Слушай, Вова, а к чему мы это?
— Вообще-то начинали с героев, — напомнил Данилов. — Ты сказал, что я — герой нашего времени, а я из скромности отказывался от этого звания.
Полянский поддел вилкой кусок языка и посмотрел сквозь него на свет.
— Интересно — чем они так тонко его нарезают?
— Микротомом (микротом — инструмент для приготовления срезов тканей и др. образцов для оптической микроскопии).
— Скорее всего! — хохотнул Полянский, поднося вилку ко рту.
— Зато можно сказать, что язык так и тает во рту, — улыбнулся Данилов. — Вне зависимости от степени его жесткости.
— Я что хочу спросить: как вы на работе питаетесь? Вместе с зэками или отдельно?
— В основном приносят из дома. А я вообще не питаюсь на работе, завтракаю утром как следует, и до вечера хватает.
— Лень таскать?
— Нет… Просто неохота. Да и неприятно как-то, когда твою еду досматривают на КПП.
— Вас каждый день досматривают?
— Иногда, выборочно. Если шмонать всех сотрудников ежедневно, никакого здоровья не хватит.
— Жуть, — Полянский передернулся и поспешил глотнуть пива. — Представляю я эти шмоны. Стоишь голый на холодном цементном полу, а посторонние роются в твоих вещах, щупают одежду, потом все дают обнюхать собакам.
— Зачем? — не понял Данилов.
— А как же еще наркотики найти? — в свою очередь удивился Полянский.
— На самом деле, Игорь, досмотр сотрудников выглядит не столь ужасно. Попросят вывернуть карманы, открыть сумку, разуться. Догола не раздевают, собак не привлекают.
— Саботажники! — Полянский осуждающе покачал головой.
— Да нет, просто кино и жизнь немного различаются.
— Слушай, я тут недавно читал воспоминания одного нашего коллеги о арабской тюрьме! — оживился Полянский. — Натурально, доктор-уролог из Нижнего Новгорода поехал отдыхать в Хургаду со своей невестой, вроде бы в предсвадебное путешествие. А за день до отлета девушку нашли в номере с перерезанным горлом, и первым, на кого пало подозрение…
— Был, естественно, ее спутник.
— Вот-вот! И он больше года просидел в египетской тюрьме, пока его не оправдали.
— Бедолага, — посочувствовал коллеге Данилов. — Еще повезло, могли бы и не оправдать.
— Там целая история! Началось все с того…
— Игорь, давай сменим пластинку, — попросил Данилов. — Я в выходные предпочитаю отдыхать от работы, а не разговаривать на тюремные темы. Давай лучше обсудим твою новую симпатию…
— Ш-ш-ш! — Полянский заговорщицки прижал указательный палец к губам. — О ней мы пока ничего говорить не будем!
— Получила отставку? — предположил Данилов.