Настя между тем стояла в оцепенении и глядела на него неотрывно, словно боялась поверить собственным глазам, затем, не говоря ни слова, бросилась в его объятья.
— С Новым годом, — сказал он после продолжительного поцелуя. — С новым счастьем.
— Нет, нет, я не хочу нового, я хочу этого, этого счастья! — говорила она, покрывая его лицо поцелуями.
— Ну пошли, пошли, давай сюда свои ведра. Ты где живешь?
— Я при камбузе и живу. Там у меня маленькая комнатка. Ты не думай, мне там очень удобно.
— Настя, я хочу, чтобы ты жила у меня. Это второй по улице двухэтажный дом. Я там на постое у очень хорошей женщины. Нюра ее зовут. Да вы с ней подружитесь, и скучать не будешь в мое отсутствие. Пойдем, прямо сейчас соберем твои вещи и перенесем ко мне.
— А как же завтрак? Сейчас не могу. Мне готовить надо. Ой, ты же, наверно, голоден. Позволь мне тебя накормить. Боже, какое счастье!
Лишь к вечеру, собрав нехитрые пожитки, уместившиеся в одном узелке, Настя переселилась к Вазгену в небольшую комнату, площадью примерно в двенадцать квадратных метров. В комнате стояла широкая деревянная кушетка, твердая, как камень, но с двумя матрасами и ватным одеялом, круглый стол в центре, накрытый чистой скатертью, два фанерных стула и двустворчатый гардероб с большим зеркалом на дверце. Над столом висела лампа в бордовом матерчатом абажуре с бахромой.
Вазген познакомил Настю с хозяйкой. Это была женщина лет сорока, простоватая, румяная, расторопная и невероятно говорливая. Днем вместе с пятнадцатилетней дочерью она уходила в гидроучасток, где работала уборщицей и состояла на военном довольствии. Муж ее был на Волховском фронте.
Нюра, с любопытством и хитрецой поглядывая на Настю, показала ей все закоулки квартиры, задерживаясь на мелочах с неуемным многословием, разожгла буржуйку, принесла чаю, не переставая при этом изливать на молодых людей потоки своей чрезмерной общительности.
Наконец оставила их наедине.
— Не обращай внимания, — засмеялся Вазген, — Нюра — добрая душа, и уж скучать она тебе точно не даст.
— А ты часто будешь приходить?
— Откуда мне знать, Настенька, я от себя не завишу.
— А сегодня не уйдешь?
— Нет, останусь на всю ночь.
Ночью она смотрела на него и не могла насмотреться, а он, как и в прошлый раз с трудом боролся со сном.
— Какой ты белокожий, — сказала она. — Я думала, что все кавказцы смуглые.
— Прежде всего, мы не кавказцы.
— У вас ведь есть горы.
— Да, но это не Кавказ, а Армянское нагорье. Ереван лежит в обрамлении гор, как в чаше. С одной стороны Арагац, с другой — Арарат.
— Расскажи о Ереване.
— Он розовый. Дома строят из розового и красного туфа — его добывают в наших горах, и потому Ереван розовый. Розовый, как мечта.
Он еще что-то пробормотал и уснул.
Год 2008
Кажется, я спала. Сон блаженный, будто проваливаешься в чудесную теплую ласковость, она тебя обволакивает, нежит, успокаивает. На самом деле это близость Жени, он обхватил меня, прижал к себе и тоже спит, я чувствую его тело каждой клеточкой кожи, моя щека лежит у него на плече, он мерно дышит мне в макушку.
Надо заметить, что время для сна совершенно неурочное — чуть больше полудня.
Утром Женя позвонил мне и снова, как накануне, взволнованно объявил, что должен со мной объясниться. Лучше всего это сделать у него дома, рассудил он, в спокойной обстановке, чтобы внешние факторы не смогли бы отвлечь нас от серьезной темы.
То есть понятно, да? Когда двое неравнодушных друг к другу молодых людей встречаются в квартире наедине, у них находится вагон и маленькая тележка серьезных проблем, которые необходимо обсудить со всей ответственностью.
Я положила телефон и чуть не взвыла от досады: ведь хотела купить тот розовый комплект — трусики и лифчик — до дрожи сексуальные, но не решилась из-за цены, жмотина проклятая. В чем теперь идти? В гардеробе нет ничего приличного, хоть топай вообще без белья. С другой стороны, какой из меня секс-символ с забинтованными коленками?
Зря переживала, начинаю догадываться, что распаленному желанием мужчине глубоко без разницы, что на тебе надето, главное — побыстрее все содрать. Поэтому даже лучше, что я не рисковала дорогим бельем.
Сейчас пребываю в неге. За окном плывут дымчатые облака, их скапливается все больше, конец погожим дням, зато внутри меня сплошное золотое свечение. Влюбилась что ли? Ну и пусть! Мне сейчас не до самоанализа… Хорошо-то как, словами не выразить!
Мой любовник шевелится и крепко потягивается всем своим здоровым, чистым, сильным телом. Молодец какой! Данька в сравнении с ним — карикатура на мужчину: вечно прокуренный, долговязый хиляк с впалой грудью, неразвитыми плечами и нечесаными патлами, призванными подчеркнуть художественность его сложной натуры, на мой взгляд — весьма убогой, но страдающей болезненным самомнением. Тьфу, противно вспоминать! Одно удовольствие — прогнала паршивца со скандалом, высказала все, что о нем думаю, надеюсь, он меня возненавидел до конца своих дней.
Я встаю, без спроса беру Женин халат и заворачиваюсь в него с чувственным удовольствием. Из холодильника выуживаю кое-какую еду, типично холостяцкий набор — курицу-гриль в пакете, покупные салаты в пластмассовых ванночках, сыр, ветчину, бутылку венгерского шампанского.
— Почему венгерское?
— Друг привез сувенир из Будапешта. Подогреть курицу?
— Не надо, я люблю холодную. Не слишком ты старался, кавалер, я было решила, что шампанское куплено по случаю моего визита.
В виде компенсации получаю поцелуй.
— Если помнишь, я приглашал тебя не для застолья.
— Для постели?
— Не прикалывайся, это вышло случайно.
— А, ну да, внезапный порыв, помрачение сознания, непредвиденная остановка мыслительных процессов…
Мы с аппетитом уплетаем разложенную снедь, как будто не ели три дня.
Потом пьем кофе, и я наконец вспоминаю, зачем пришла:
— Итак, теперь, когда вступительная часть закончена, я желаю выслушать твои объяснения, — напускаю на себя вид судьи. Мне хочется дурачиться, серьезные темы не для текущего момента, но обойти молчанием причину нашей встречи нельзя: не хочу выглядеть в его глазах озабоченной телкой — пришла, и с порога в койку, только и успела пиджачок на гвоздь повесить, потом все смешалось, понеслось, хватило одного прикосновения. — Не слабая квартирка, — продолжаю я, так как ответчик пока молчит, по его лицу видно, что я вернула его в суровую действительность. — По наследству досталась, или как?
— По наследству. Досталась от родителей, а моему отцу от его деда и бабушки.