Корабли стали спешно отходить от причалов и приводить в действие зенитные средства. Навстречу серой вражеской армаде взлетела немногочисленная группа И-16. Открыли огонь зенитчики с суши.
Началась адская бомбежка. Большинство кораблей успело вовремя отойти от берега. Они маневрировали и стреляли по самолетам противника. «Сатурн» держался неподалеку от «морского охотника». Командиры видели, как в порту разорвались бомбы — два пирса были разрушены сразу. Берег уже был усеян неподвижными телами. Канлодки «Нора» и «Бира», которые в это время загружались углем и продовольствием, не успели отойти от причалов. На «Нору» напало тринадцать бомбардировщиков, из котельного отделения повалил дым. Корабль все же уцелел, сумел дать задний ход и отойти на рейд к «Селемдже» и «Бурее».
С «Бирой» все обстояло гораздо хуже. Тяжелая канлодка при отходе уткнулась кормой в ряж. Пока пытались оттолкнуться, посыпались бомбы. Корабль получил прямое попадание в артиллерийский погреб и с множеством разрушений сел кормой на мель с креном на левый бок. Зенитная батарея «Биры» успела сбить два самолета до того как бомба попала в корабль и один самолет после. Хвост его с черно-белой свастикой так и остался торчать над водой в прибрежной отмели.
Когда немецкие самолеты улетели, оказалось, что последствия бомбежки ужасны: множество убитых и тяжело раненных матросов, речников и грузчиков на причалах и кораблях, разрушены склады и пирсы, многие суда получили повреждения. Алексей и Вазген снова сошлись на берегу, вместе со своими экипажами помогали переносить раненых на корабли, чтобы отправить в госпиталь.
* * *
Массированные налеты повторились на второй, и на третий день. Установилась солнечная безветренная погода, какая нередко случается в мае, однако природная благодать не сулила ладожцам ничего хорошего. Немецкие самолеты бешено проносились над головами людей, окатывая их дождем бомб и пуль, бомбардировщики прилетали парадным строем «троек», затем один за другим, крутым виражом падая на крыло, пикировали на порты, на корабли в озере и сбрасывали бомбы; летчики ухарски демонстрировали высший пилотаж. Моряки, речники, грузчики гибли каждый день, только корабли как плавали, так и продолжали плавать, эти упрямые непотопляемые лапти, допотопные железные коробки. А то налетят еще нахальные драндулеты — «ишачки», которым тягаться с «мессерами» вроде бы не пристало, ни по скорости, ни по маневренности, и ну наскакивать на великолепных асов, бить их, топить, одним словом — сумасшедшие русские.
Осознав, что массированные налеты не меняют ситуации, немцы сосредоточили в северной части озера корабли, перебросив на Ладогу большие и малые десантные суда типа «зибель», оснащенные внушительной артиллерией, итальянские торпедные катера «MAS» новейшей постройки, транспорты, катера разных типов и минные заградители.
Ладожцы понимали, что враг готовит какую-то крупную операцию. Чтобы собрать данные о силах противника, «морские охотники» подходили близко к берегам, занятым немцами и финнами, вели разведку, огнем прощупывали наличие батарей по берегам, искали и уничтожали фашистские суда.
В августе Вересова вызвали в штаб ОВРа (охраны водного района), который размещался в подвале Новоладожской церкви, и приказали ему подойти к одному из вражеских островов близ Кексгольма и захватить «языка». Для того чтобы благополучно войти в шхеры и выйти из них, ему предложили в сопровождающие офицера-гидрографа, который должен был выступить в роли лоцмана. Алексей мгновенно сориентировался и попросил назначить в этом качестве старшего лейтенанта Арояна.
— Почему именно Арояна? — вежливо спросили его.
— Имею опыт совместного решения боевых задач с этим офицером, — бойко ответил Алексей.
— Еще бы тебе не иметь, — сказал начальник штаба. — Хитрец ты, однако, Вересов. Впрочем, не возражаю. Бери своего Арояна, специалист он отличный, и чтобы кровь из носу, а «языка» нам добыли, хотя вы уж постарайтесь, виртуозы, чтобы обошлось без кровопролития.
Вечером того же дня Настя сидела в землянке, пригорюнившись в тоске по мужу, как вдруг услышала его голос у входа и выбежала наружу:
— Это я слабак? Да я тебя одной левой, — раскатисто смеялся Вазген, напирая на Алексея, как воплощение необузданной силы и озорства. — Настя, ты будешь судьей. Спорим, я положу его на обе лопатки!
— Ты? Меня? А как тебе это? Лучше сдавайся сразу! Ах так? Вот тебе! Ну, давай, давай. Что, не сработало?
Настя, вспыхнув жарким азартом, носилась вокруг мужчин в восторге от этой шутливой борьбы, живительного смеха, шума и топота, хохотала, вскрикивала и хлопала в ладоши. Она откровенно любовалась ими, — оба были превосходно сложены, Вазген на вид был крепче и устойчивее, облик Алеши дышал природным изяществом, он двигался с легкостью танцовщика, но Настя хорошо знала силу его рук. Друзья, сообразив, что могут ненароком сбить девушку с ног, прекратили возню и уселись в землянке передохнуть.
— Настенька, завтра мы с Алешей уходим в плавание, — радостно сообщил Вазген.
Настя обвилась вокруг него:
— А я? Возьмите меня с собой. Почему вам можно вместе, а мне нельзя? Ты не забыл — я матрос Ладожской военной флотилии, имею полное право.
— Нет, моя девочка. Ты должна сидеть на берегу и ждать, когда твой старый морской волк вернется из похода.
— Я не девочка. Сами-то вы кто? Просто поразительно, как в вас уживаются опытные командиры, грозные воины и отчаянные мальчишки.
— Грозный воин! — захохотал Вазген. — Нет, грозный муж, вот правильное определение. Трепещи, женушка, и мне не перечь.
Настя отреагировала по-своему:
— Алеша, сейчас я смотрела на вас и думала, что вы могли бы сделать счастливой любую девушку. Неужели вы никогда по-настоящему не влюблялись?
— Отвечу, рискуя быть задушенным вашим супругом: я бы влюбился в вас, Настенька, но наш пострел меня опередил.
— Это он так говорит комплименты. — Вазген с удовольствием пихнул друга в бок. — Настя, не поддавайся на лесть беззастенчивого сердцееда. Он настолько избалован вниманием женщин, что даже не дает себе труда влюбиться.
— Ты же влюбился. Может, и я когда-нибудь влюблюсь, — возразил Алексей, лениво потягиваясь.
— Мне это непонятно, — продолжала настаивать Настя. — Вы только присмотритесь, какие девушки вокруг. Они измучены, истощены и плохо одеты, но в душе у каждой цветок, готовый раскрыться от одного теплого дыхания. Взять хотя бы мою подругу Полину, ведь это чудо, что такое!
Алексей внезапно потемнел лицом, его веселость вмиг улетучилась, он встал, надел фуражку и казенным тоном обратился к Вазгену:
— Мне пора идти. Завтра в восемь вечера жду тебя у причалов Новой Ладоги. До свидания, Настя.
С этими словами он вышел. Настя была поражена, в то время как Вазген вскрыл банку консервов и занялся ее содержимым.
— Вазген, — прошептала Настя, — что это было? Мне показалось, что Алеша на меня обиделся.